Вик вытянул руку, скрючил пальцы, представляя, как он давит эти смеющиеся глотки… Сквозь зубы, часть из которых были человеческими, а часть – шаманскими, остроконечными, вырывалось натужное дыхание. Вик собрал на кончиках пальцев всю свою ярость, все неприкаянность полукровки, все амбиции, которые ему, очевидно, не суждено воплотить.
И вода поддалась. В метре над землей возникло косматое туманное облако. Вик сжал пальцы еще сильнее, и облако стало расти, как снежный ком, вбирая в себя влагу из земли, воздуха и даже живых существ: растений, насекомых, грибов, микроорганизмов…
– Тренируешься, Вик? – послышался доброжелательный голос деда Дениса.
Бродяга Вик тут же потерял концентрацию. Пальцы на вытянутой руке разжались, и туманная сфера мгновенно оплыла, растеклась в стороны, редея и истончаясь, чтобы, в конце концов, растаять.
– Денис… – проговорил Вик, вытирая руки о свой камуфляжный комбез.
– У тебя, гляжу, получается все лучше и лучше. Молодец! – дед Денис встал перед Виком. Глядя на него, приходила мысль, что у некоторых солдатская выправка заложена в генах. На роскошной бороде деда поблескивали капли росы.
– Только прошу – не нужно об этом распространяться, – ответил Вик, хмурясь. Ему совсем не хотелось, чтоб в гарнизоне пошел слушок, дескать, командир обратился к своим нечеловеческим корням и теперь шаманит помаленьку, пока никто не видит. Так, чего доброго, его бояться начнут.
– А что тут такого? – удивился дед. – Главное, что кровь ты не пьешь, а туман… Туман – это даже красиво. Впрочем, трепать языком о твоих достижениях я действительно не буду.
– Кровь не пью… – Вик кашлянул в кулак. Появилась мысль, что дед мог найти спрятанное в лесу захоронение хоммутов и крысособак с характерными ранами на шее, и теперь тонко поддевает своего командира.
Мать Вика – золотоволосую красавицу из Химок – однажды поймали Повелители Туманов и надругались над ней всем отрядом. Почему не убили – непонятно, возможно, кто-то помешал, возможно, был бой, и шамам стало не до одинокой, смирившейся со скорой гибелью хомо. Девушка смогла вернуться в родную общину. Через девять месяцев она родила существо, которое не было в полном смысле ни человеком, ни шаманом. Крошечный, похожий на звереныша младенец щелкал острыми, как иголки, зубками и требовал не молока, а крови. Почему его не бросили в лесу на растерзание зверью? Почему не размозжили его хрупкую голову с единственным глазом над переносицей первым попавшимся под руку камнем? Почему?.. У Вика не было ответа.
Очевидно, их изгнали, поэтому первые нечеткие воспоминания Вика – это холод, грязь и бесконечная дорога. Мать, похоже, обошла все Подмосковье в надежде найти новый дом, но в каждой общине ей давали от ворот поворот. Тем не менее, женщине на ее пути исключительно везло: она обходила стороной разбойничьи заставы, лесные нео не брали ее след, а жуки-медведи брезговали столь костлявой и изможденной добычей. Мать Вика добил холод, ему отчетливо запомнился тот морозный день, когда она больше не смогла подняться с земли. Уже давно встало солнце, а он все лежал у матери под боком, ощущая, как остывает ее тело. А потом Вик понял, что должен идти дальше сам. Он поднялся, убрал с маминой шеи волосы – некогда золотые, а теперь пепельно-серые, обметанные инеем… затем вонзил зубы в ее плоть и пил, пил, пил столько, сколько могло в него влезть.
Он набрел на Власиху случайно. Он упал, выбившись из сил, возле кордона. С этой потери сознания началась новая история его жизни. Пройдет немало лет прежде, чем Вик возглавит общину Власихи, станет лидером живущих здесь людей, «командиром», как говорят потомки военных, несмотря на то, что Вик никогда не питал страсти к бою и воинской службе. У него имелись иные качества и умения, он смог предложить людям то, на что не были способны другие… Благодаря ему Власиха стала тем местом, каковым она является сейчас: убежищем для изгнанников, домом для отверженных – людей и мутантов, готовых жить в мире друг с другом. Власиха стала местом, до которого когда-то не смогла дойти его мать.
– А тебе чего не спится? – спросил он деда, вырвавшись из лабиринта воспоминаний. В отличие от чистокровных Повелителей Туманов, Вик был высоким и крупным. На его круглой голове наличествовал единственный глаз со странной двуцветной радужкой, похожей на восточный символ «инь-ян». Лицевые отростки – атрибут всех шамов – отсутствовали начисто, сама кожа цветом и текстурой не отличалась от человеческой.
– На том свете отосплюсь, – махнул загрубевшей от тяжелой работы ладонью дед. – Собираюсь допилить автоматику для ПКМа на западной границе. Я бы уже взялся за дело, но не хочу будить молодежь шумом электроинструмента.
– У меня сомнения по поводу всех этих автоматических охранных систем, – Вик снова поморщился. – Нам, конечно, досталось славное хозяйство от ракетчиков. Оружие, боеприпасы, то-се… Но патронов теперь не так уж и много, чтоб позволять нажимать на курок электронике, а не человеку.
– Людей у нас и того меньше, – дед Денис вздохнул, понимая, что давнего спора не избежать. – А тех, кто годен к строевой службе – вообще по пальцам пересчитать. Большинство наших – это старики, это муты или полумуты – больные и слабые. Поэтому я считаю, что нам крупно повезет, если бреши в обороне периметра удастся залатать при помощи автоматики. Или ты возражаешь? – он с вызовом посмотрел на Вика.
– Да не возражаю я, не возражаю, – пробурчал Вик. – Делай, пусть будет. Выключить твою систему все равно можно в любой момент.
– Меня беспокоит «Маунтин», который потрепал отряд Шестипала. Как бы он не попытался взять реванш. Эти био – твари злопамятные.
– «Маунтин» не попрет на АГСы и крупнокалиберные пулеметы, жизнь его наверняка научила осторожности, – возразил Вик. – Меня больше беспокоит девица, которую привел Пал Палыч. Есть что-то в ней такое… – не найдя нужных слов, он сжал пальцы в кулак.
– А что – девица? – пожал плечами дед Денис. – Девица, как девица. Больше бы таких, чтоб детишек рожали, тогда, того глядишь, и выкарабкалась бы Власиха из демографического кризиса, и возродилась бы община. Если хочешь знать мое мнение, – нашему Пал Палычу орден надо дать!
Мара спала, но все равно ощущала удушливый запах дыма.
Дым отравил ее сон, дым был заодно с болью, живущей в правой ключице, в шее и спине. Боль и дым хотели убить ее, но перед этим – хорошенько помучить.
Настал момент, и Мара поняла, что оковы беспамятства не так крепки, как прежде. В плотной паутине кошмара появился намек на брешь. А значит, можно было собрать волю в кулак и заставить себя…
…пробудиться с мучительным стоном на губах, с судорожным рывком, что откликнулся болью, едва не отключившей сознание во второй раз.
Мара поняла, что она в кровати: на льняной простыне, под одеялом, с плоской и довольно жесткой подушкой под головой. Кровать и постель у нее были лишь в гладиаторском подвале Арены, Мара, как вице-чемпион, могла позволить себе такую роскошь. Она снова попала в Новоарбатовку? Быть такого не могло. Память давала сбой на событиях, произошедших уже за МКАДом. Она улизнула из-под носа охотников-нео, она смогла оторваться от Белого Поля Смерти, что попыталось отрезать ей путь, выпустив ложноножки метров на десять… Она глупо оступилась, когда бежала по краю очередного нагромождения бетонных обломков, неудачно упала… и это оказалось лишь началом череды смертельно опасных злоключений.
