– Ты меня ударил! – лицо Ким покрылось багровыми пятнами, но от этого не стало менее хорошеньким.
– Ты меня тоже, – пожал плечами Майк. Он поставил ногу в туфле на кадку с декоративной пальмой и начал развязывать шнурки. Пока он снимал один ботинок, затем – второй, Ким открыла двери и выволокла наружу свои сумки. Майк не поднимал на нее глаз, делая вид, будто целиком поглощен своей обувью.
Дверь захлопнулась, Майк забрал торт и бутылку, прошел в гостиную. В комнате сильно пахло духами Ким. В гараже завелась машина.
– Дура, – проговорил Майк, поняв, что Ким сама села за руль. В ее-то состоянии! Появилась мысль выскочить из дома и вытащить стерву из ее «Тойоты» сливового цвета, если понадобится – за волосы. Пусть отправляется, куда она там собралась, на такси. Но в таком случае они будут вынуждены провести какое-то время вместе. А это значит – смотреть друг другу в глаза, о чем-то говорить, что-то выяснять; возможно, будут слезы, упреки, угрозы, и все – на повышенных тонах… Майк поморщился. Нет-нет-нет, пусть катится к чертовой матери: не маленькая девочка, отдает отчет своим поступкам.
«Тойота» выехала из гаража, выкатила на улицу, зацепив задним крылом почтовый ящик. Ким вела нервно, впрочем, она и в добром расположении духа была неважным водителем.
Когда гул «Тойоты» смешался с шумом города, Майк включил телек, открыл вино, достал из холодильника ветчину и банку консервированных бобов. Он принялся механически поглощать пищу, запивая ее вином прямо из бутылки. При этом он старался не впускать в голову лишние мысли. Канал «CNN» передавал тревожные новости: недалеко от Манхэттена была замечена русская подводная лодка, «дружинники» укрепились в Санта-Розе и Вальехо и вот-вот перейдут в наступление на Сан-Франциско, сквозь японский кордон прорвались универсальные десантные корабли типа «Мистраль», которые перед началом мировой заварухи так незадачливо продала России через третьих лиц Франция, и «дружинники» в эти минуты наверняка получают серьезное подкрепление.
После новостей началось ток-шоу, в котором битый час переливали из пустого в порожнее: мол, а стоило ли вообще начинать войну с Россией, и что теперь делать дальше: продолжать эскалацию или пойти на попятную и перевести все в переговорное русло? Приглашенный в студию сенатор Маккейн сказал, что в сложившихся условиях он завидует тем, кто отдал свой мозг для инсталляции в корпус боевого биоробота: в случае ядерного апокалипсиса шанс уцелеть у них будет выше, чем у тех, кто, как он сказал, «цепляется за греховную оболочку из мочи, соплей и жирного мяса». Сам Маккейн подтвердил, что после того, как будет принят бюджет на следующий год, он отдаст свой мозг «КиберЯдру» для последующей установки в «Рекса», которого он уже выбрал. Дескать, всегда чувствовал родство с этими хищниками, и, поскольку он уже в преклонном возрасте, то пора ему продолжить служить стране в ипостаси биоробота на передовой.
На второй половине бутылки вино показалось Майку приторным и невкусным. Он достал из бара початый «Бурбон», отыскал на кухне стакан из толстого стекла, открыл банку оливок и снова сел перед телевизором. Продолжать смотреть новости и политические шоу желания не было. Если бы кто-то поинтересовался мнением Майка, то он бы сказал, что нападать на русских было тупо. Но, поскольку сделанного уже не вернешь, то он, как и любой стопроцентный американец, желает своей стране только победы.
Майк вывел на экран телевизора содержимое жесткого диска, выбрал директорию, в которую он не заглядывал с тех самых пор, как на горизонте начали сгущаться тучи грядущей войнушки. В папке находились файлы видеопрезентаций ранних работ Майка, а также его друзей и коллег, которые были сделаны для НАСА. Эти ролики впоследствии не стали засекречивать, поскольку показанные в них прототипы роботов мало походили на боевые единицы, которые сейчас собирает «КиберЯдро».
Майк запустил видео. На глаза сами собой навернулись слезы, а зубы застучали по краю стакана с ледяным виски. Эти люди, которые улыбались и что-то вещали полными юношеского энтузиазма голосами, давно превратились в призраков. Артур – кузен, надежда и опора Майка, его правая рука, блестящий молодой ученый. О чем он думал, когда засовывал себе в рот воняющим маслом и железом ствол револьвера? Чэнь Ли Цзяо… Ему повезло сбежать на родину до того, как всех американцев китайского происхождения стали закрывать в лагерях для неблагонадежных на краю аризонской пустыни. Ева Миддельхауф… С первых дней она активно выступала против войны, тусовалась со всякими психами и изгоями, занималась организацией пикетов и митингов. Ее лишили ученых степеней и всех званий, ее лишили работы. В конце концов, кто-то решил, что Ева, которой в США терять больше было нечего, может переметнуться к врагу. Нельзя было позволить, чтоб такой первоклассный спец по робототехнике стал сотрудничать с русскими… Труп Евы нашли в стоках одной из бостонских фабрик. У нее был прекрасный мозг с высочайшим нейрокинетическим потенциалом… Увы, но к тому моменту, когда тело обнаружили, ни одна его часть уже не годилась для донорства.
Во внутреннем кармане пиджака завибрировал телефон. Руки Майка были ватными, непослушными, а сам телефон оказался почему-то скользким, и он дважды упал на пол, прежде чем Майк смог поднести трубку к уху.
– Мистер Хадсон… сэр… мне очень жаль об этом сообщать, сэр… – замямлили на другом конце. – Сэр, ваша жена, миссис Хадсон… Она попала в аварию. Я крайне сожалею, но дела очень плохи.
– Насколько плохи? – уточнил Майк, ловя себя на мысли, что другого исхода он не ожидал с того самого момента, как услышал гул заводящегося двигателя «Тойоты».
– Боюсь, что ваша жена в критическом состоянии, сэр… Мы отправили за вами машину, но… – звонивший офицер замялся, потом судорожно вздохнул – почти всхлипнул – и продолжил напряженным голосом: – В соответствии с Законом «О военном положении», я должен вас спросить, как ближайшего родственника… Можем ли мы извлечь мозг миссис Хадсон, пока он… пока этот орган еще жив?
– Можете, – коротко ответил Майк.
– Спасибо, сэр, – вздохнул с облегчением офицер.
Сквозь занавески на окне проникли тревожные блики. Прибыла машина копов.
Трансплантологи действовали быстро и аккуратно. Видимо, успели здорово набить руку. Тонкий разрез проходил под линией волос и был почти невидим. Лицо Ким выглядело каким-то маленьким и неправильным, но Майк все равно узнал бы ее, даже если бы ему показали один ее локон.
Он подписал все необходимые бумаги, выслушал дежурные соболезнования. В ответ на вопрос: «Можем ли мы для вас что-нибудь сделать?» – попросил, чтоб его поскорее отвезли домой.
Была половина четвертого утра.
Фрэнк – старый школьный друг, а теперь врач-психиатр в Бостоне – однажды сказал Майку, что чаще всего его пациенты совершают или предпринимают попытку совершить суицид именно в это время. С трех до четырех утра – пора самых тяжелых мыслей, когда накрученное за бессонную ночь сознание толкает на безумные и губительные шаги.
Майк позвонил директору местной сборочной площадки «КиберЯдра».
