Теперь ты спросишь: как же быть человеку, которому нужно стать пустым и пустынным для себя самого и для всякой вещи? Должен ли он всегда пребывать в состоянии ожидания Божия действия и ничего не делать сам или же должен совершать и сам что-либо, например молиться, или читать, или слушать проповеди, или заниматься Писанием? Ведь в сущности своей он не должен ничего принимать извне, но все должно идти изнутри, от Господа его. Не упускает ли он чего-нибудь, когда оставляет все эти дела? Я отвечаю так:
Все подобные внешние дела установлены и созданы для того, чтобы направить внешнего человека к Богу и привести его к духовной жизни и добру; чтобы он не потерял самого себя в непомерной суете, но чтобы как бы надеть ими на него узду, которая помешала бы ему уйти от самого себя в чуждые вещи, или, говоря иначе, чтобы нашел его Бог готовым, когда захочет Он совершить в нем Свое дело, и чтобы не должен был Он еще и отрывать его от далеких и грубых вещей; ибо чем сильнее пристрастие ко внешним вещам, тем труднее оторваться от них. Чем больше любовь, тем тяжелее страдание, если приходится разлучаться. Итак, всякое благочестивое делание, будь то молитва, чтение, пение, бдение, пост, покаяние и все прочее, – все это для того, чтобы укрепить человека и воздержать его от чуждых и небожественных вещей.
Поэтому, когда человек чувствует, что в нем не действует дух Божий, что оставлен Богом его внутренний человек, то более, чем необходимо, чтобы усердствовал он в благочестивых деланиях, особенно в тех, которые наиболее плодотворны и полезны для него, – но не ради себя, а ради истины. Необходимо ему усердствовать, дабы не был он введен в заблуждение и отвлечен очевидным, но держался бы настолько близко к Богу, чтобы Тот сразу нашел его, когда захотел бы вернуться в душу, чтобы творить в ней Свое дело и чтобы не пришлось Ему сперва искать сего человека вдали.
Когда же человек находит себя готовым к истинному внутреннему делу, то пусть смело оставит все внешнее, даже если это обет, которого не могут снять ни епископ, ни сам Папа! Ибо обеты, данные Богу, никем не могут быть взяты обратно – они являются обязательством перед Богом. Что бы ни обещал человек: молитву, пост, паломничество, он свободен от своего обета, если поступит в братство, ибо в братстве он получит все необходимое и будет связан с Богом.
То же говорю я и вам: как бы ни связал себя человек, он от всего свободен, когда приходит к истинным внутренним переживаниям! Пока внутреннее переживание действительно, длится ли оно неделю, месяц или год, не пропускает человек или монахиня никаких сроков. Бог, который пленил их, ответит за них. Когда же человек возвратится к себе самому, то исполнит свои обеты перед временем, в котором он сейчас находится. Но не думай о прошедшем времени, о том, как наверстать то, что кажется тебе потерянным: Бог сделает это за то время, пока ты был одержим и полонен Им. Ты даже не должен желать, чтобы это было сделано усилием других сотворенных существ, ибо малейшее дело, выполненное Богом, лучше любых дел сотворенных существ!
Прежде всего это относится к ученым и просвещенным людям, которые наставлены Богом и Священным Писанием; но как же быть бедному мирянину, который знает и понимает лишь внешние обычаи и который возложил на себя какой-либо обет, а именно молитву или что-либо подобное? Я говорю: если он находит, что это мешает ему и что если он освободится от этого, то станет ближе к Богу, то пусть освобождается смело; ибо лучшее, что есть, это делать всегда только то, что приближает тебя к Богу! Это подразумевал Павел, говоря: «Когда приходит полное, исчезает то, что отчасти». Различны бывают обеты, которые даются людьми священнику, – как, например, брак и другие обязанности: такие обеты означают, что Самому Богу обещают совершить нечто по отношению к Нему. Это похвальное намерение – обязать себя таким образом перед Богом; и пока это лучшее, что есть для человека. Но если открывается ему нечто еще более важное и если он действительно сознает и чувствует, что это лучше всего, – пусть считается тогда первое исполненным и завершенным.
Это легко доказать. Ибо скорее следует смотреть на плод и внутреннюю правду, чем на внешнее дело. Как говорит Павел: «Буква [то есть внешнее дело] умертвляет, а дух [то есть внутренняя жизнь правды] животворит». Ты должен ревностно и тонко угадывать то, что быстрее всего приводит тебя к этому, и держаться его. Ты должен иметь возвышенную душу, не поникающую к земле; пламенную душу – в которой тем не менее царила бы неомраченная молчащая тишина. Нечего тебе говорить Богу, в чем ты нуждаешься и чего желаешь: Он наперед знает это. «Если же вы молитесь, – говорит Христос Своим ученикам, – не говорите много слов в вашей молитве, как фарисеи, которые думают быть услышанными потому, что много говорят».
Да поможет нам Отец и вечное Слово и общий им Обоим Дух, чтобы пребывали мы в этом покое, в этой внутренней тишине и чтобы было изречено в нас это Слово и воспринято нами и стали бы мы с Ним одно! Аминь.
О гневе души
«В том воля Божия, чтобы вы были святы», – говорит св. Павел.
Но святость наша в том, чтобы мы познавали Бога и самих себя, чтобы мы знали, чем были до начала времен, что мы теперь во времени и чем будем потом, по скончании времен. В этом начало всей нашей святости. К святости же относится и использование нашего познания только в Боге и любовь ко всему, что открывает нам святая вера и собственный разум. Все мы, и прежде всего тот, кто причастен истинной жизни, обязаны не желать ничего другого и ничего другого не любить, как только то, что любит и чего хочет Бог.
А если мы захотим понять, что мы такое теперь, то должны признать, что для Бога мы лишь хороший материал, в котором Он как Триединый творит Свое дело. Итак, надлежит нам с особенным усердием стараться не повредить ни одному делу, которое Великий Мастер хочет творить в нас во славу Свою. Напротив, мы должны быть материалом, всегда готовым к тому, чтобы Мастер мог делать в нас Свое дело. «Ибо, – так говорит св. Павел, – Дух Господень втайне нисходит и творит, где и как и когда Он хочет, в том, в ком не находит препятствия». Те суть дети Божии – кто дает вести себя Духу Божию. Это – о самопознании.
Второе требование – познание Бога. Уместно привести увещание св. Дионисия, обращенное к одному из своих учеников: «Восстань, возлюбленный брат, отвратись от всех вещей и отрешись от себя самого, да узришь высшее благо! Трояко можно сказать о Боге. Первое: Он есть единая сила, нераздельно сущая во всех вещах. Затем: Он есть единое благо, совмещающее в себе все раздельное. Если же вы хотите познать Бога воистину, то должны признать, что Он есть нечто неведомое». Это сказал Дионисий.
Итак, святости требует от нас Бог, а она состоит в том, чтобы мы познавали Бога и самих себя и поступали в согласии с этим познанием.
Но вот поднимается в душе недовольство: она не знает, вправду ли хочет она этого или не хочет? В гнев впадает любящая душа от познания себя. Возмущен ее лик и красен от гнева, ибо остается в Боге нечто для нее недостижимое, ибо она по природе своей не то, что Он, ибо не имеет она всего, что имеет Он по природе Своей! Все мудрецы согласны, что нет более жгучего желания, чем желание друга обладать другом всецело – вместе со всем, чем обладает он. Душа утверждает, что негодование ее столь безмерно, что не найти ей примирения. Оковы любви ей слишком тяжелы. «Ах, – взывает она, – кто мог бы утешить меня? Несчастье мое слишком велико! Будь я Творцом единым, без начала и конца, и создай я тварей, а будь Он душой, как я теперь, я бежала бы славы и дозволила бы душе стать Богом, а сама стала бы тварью. И если бы Бог почувствовал тяготу оттого, что от меня – слава Его, я бы лучше хотела, чтобы Он истребил меня! Лучше мне совсем не быть, чем быть помехой Ему. Но так как, к несчастью, все сотворенное в естестве и природе имеет в себе нечто от вечного естества, чему надлежит вечно в нем пребывать, то я совсем не знаю, куда мне обратиться, где найти свое место. Поэтому я вновь обращаюсь к себе и нахожу там наихудшее место, хуже самого ада, но и отсюда гонит меня мое злосчастие, а от себя я все же убежать не могу! Здесь я хочу быть и здесь хочу остаться».
