Вслед за Троицей Экхарт переходит к душе и через скрытое в ней страдательное недеяние демонстрирует ее единосущность Божеству. Таким образом, Царствие Божие (Божество) оказывается помещено в душе
[45] и равно ей. Это «скрытое сокровище» способно развернуться, стоит только внутреннему, нетелесному, взору души обратиться к Богу.
Для возвращения в сверхтварное (и сверхтворящее) состояние душа должна совершить три исхождения. Первое – выход из своей сотворенной сущности, из противопоставления Творцу. Экхарт вновь повторяет свое парадоксальное утверждение, что ради обретения Божества душа должна потерять не только себя, но и Бога. Не менее парадоксальным – однако логически необходимым – выглядит его вывод о том, что добродетель и благодеяния никогда не подведут к этому состоянию
[46].
Второе исхождение – из состояния «прообраза». Поскольку душа создана «по образу и подобию» Бога, первое исхождение привело ее к Сыну Божию, являющемуся ее прообразом. Однако она еще не дошла до основы, так как на уровне Лиц остается различие. Поэтому второе исхождение (и вторая смерть) является ее возвращением в лоно Рождающего все – то есть Отца.
В результате этой смерти душа перестает быть Божественной, то есть лишается ипостасного характера, но еще не обретает искомого единства. Она не желает быть уже и рождаемой и, забывая об Отце, обрекает себя на третью смерть – теперь ради обретения Царствия Божия, то есть «погребения в Божестве». Это и есть искомое обретение: становясь ничем для всего существующего, умирая для него, душа на самом деле получает подлинную свою суть и высшее, невыразимое блаженство. Лишь тогда, говорит Экхарт, душа обнаруживает, что «Царствие Божие – она сама!».
«БОГ ЕСТЬ ЛЮБОВЬ»
Экхарт присоединяется к традиции, начатой Платоном в диалоге «Пир», которая расценивает любовь как универсальную силу, пронизывающую мироздание и соединяющую человеческую душу с ее божественной прародиной. Любовь – это само проявление Божества, именно поэтому Экхарт и говорит: Бог-любовь. Божественная любовь поддерживает бытие всего, именно это и имеет в виду Экхарт, когда говорит, что любовь Бога преследует все тварное. Поскольку Сам Он непостижим, мы любим следы Его творчества в нашем мире, и даже когда мы ошибаемся, творим грех, все равно предметом нашего стремления является Он, и никто иной.
Экхарт ссылается на стандартную для Средних веков идею иерархии сущих, приводя в качестве примера лестницу ангельских чинов, совершенство которой превосходит все, что только может представить человек. Но даже она не дает нам представления о подлинно прекрасной природе истинно Любящего.
Отсюда основная задача человека – не искать Его любви, а быть достойным ее. «Он любит меня любовью, которой любит Себя Самого», – говорит Экхарт; каждая из душ человеческих для Него – совершенная ценность, равная Ему Самому. Лишь тогда мы поймем смысл Его любви, когда сами будем любить Его той же любовью, то есть сравняемся с Ним, растворимся в Его существе «по ту сторону всего».
«О ТОМ, ЧТО БОГ ЕДИН»
Экхарт рассматривает единство как необходимый атрибут Божества, который только и может быть приписан «чистому действию». В единстве нет никакой множественности, а это делает его радикально превосходящим все определения нашего мира, что показывает истинность суждений Сенеки, Августина, Ансельма о Боге как о Том, больше Которого ничего представить невозможно. Перечисляя достоинства единства, он акцентирует внимание на аксиологическом моменте: единое – наивысшая ценность, даже большая, чем само благо.
Стремясь определить характер этого чистого единства, Экхарт принимает аристотелевский тезис, что подобной чистой простотой может быть только мышление. Завершающая часть текста этой проповеди в целом согласуется с основными положениями томизма; Экхарт показывает, каким образом духовное единство с Богом может быть объяснено на основе простоты интеллекта. Однако это – не интеллект в привычном нам смысле данного слова. По Экхарту, в нем нет никакого различия, даже различия, связанного с существованием. Существование есть первое действие, первое различие, а в разуме Бога различия нет. Следовательно, «чистый ум» Бога представлет собой то, что превосходит всякое различие, а это позволяет Экхарту в других проповедях толковать существо Божие мистическим образом.
Рассуждения
«Рассуждения» Экхарта под разными углами зрения раскрывают идеи, которые составляют жизненную силу его проповедей. Отметим только, что упомянутый в 14-м «Рассуждении» «один из древнейших учителей» – это последователь Гераклита Кратил, который, как сообщает в «Метафизике» Аристотель, видя изменчивость и постоянное движение вещей, «под конец жизни считал, что ничего говорить не следует, а только лишь указывал пальцем…»
Р. В. Светлов
