– Пряталась. Отсиживалась дома. Смотрела телевизор. – Думаю, стоит ли упоминать это, так я буду выглядеть еще более жалкой, но сейчас это на пользу. Я до сих пор убеждена, что она думает, что это я все устроила. – Напивалась дома.
– С Антонио? – спрашивает она. Я замечаю хитрый блеск в ее глазах, и удивляюсь, как этой женщине удалось раскрыть хоть одно преступление с таким легко читаемым лицом.
– Нет, – говорю я, каким-то образом понимая, что она и так все знает. – Мы поссорились, когда я вернулась. Думаю, частично из-за чувства вины за то, что изменила ему, частично из-за того, что у меня было ощущение, что я подвела Элли. – Вот она, правда. – К тому же вся эта история с завещанием, осознание, что я унаследовала все… Это меня расстроило. Я не хотела этого. Я хотела идти вперед по жизни, оставив прошлое позади. Мы поругались, он разбил пару бокалов и, в конце концов, ушел ночью. Или утром. Я не знаю. Я проснулась, а его уже не было.
– То есть справедливо будет заметить, что ваши отношения натянуты. Что они складываются не очень хорошо.
– Да, вполне.
– И куда он ушел?
– В Италию. Он снял деньги с моей карты и уехал. Вернулся за день до того, как вы постучались в нашу дверь.
– На четыре дня? – Пожимаю плечами, подтверждая, что он отсутствовал именно столько. – И он вскоре планировал открыть ресторан, верно? Он взял кредит. Весьма крупный.
Откуда она знает об этом?
– Это его мечта. Он всегда хотел открыть бистро. Теперь, когда у него есть деньги, уверена, он сделает это. У него, как я понимаю, были сбережения. – Большую часть которых, подозреваю, он сцеживал с меня.
– Хм, – говорит Форестер. Она достает другой лист бумаги, толстый, как те, на которых были фотографии с камер видеонаблюдения. Я не вижу, что именно на нем. Она задумывается, смотрит на меня. – Это будет ваш общий проект?
– Нет. Я даже не знала про кредит. Он оформил его, пока меня не было. Мы тогда тоже поссорились, и, думаю, оба считали, что все кончено.
– Сочувствую вам. Я должна спросить, а знает ли Антонио Молинаро вашу сестру?
– Нет. Они никогда не встречались.
Она сохраняет молчание на некоторое время, а после спрашивает меня:
– Вы уверены насчет этого? – Она кладет пиксельную картинку на пластиковый стол. Светлые волосы Элли, которые нельзя спутать ни с чьими, аккуратно заправлены за уши. Даже на некачественной черно-белой фотографии она великолепна. Отлично сложена. Она в баре, сжимает в руке стакан. Это тот же бар в Хоике, в котором мы были. Рядом с ней мужчина, я узнаю лицо. Сначала мне кажется, что это Грег, воображение обманывает меня. Показывает мне то, что я ожидаю увидеть. Но это Антонио наклонился к ее уху. – Я получила это незадолго до вашего прихода.
– Когда была сделана эта запись? – спрашиваю я.
– В день, когда она пропала, – говорит детектив Форестер. Она практически сочувствует мне, продолжая: – Похоже, Антонио был последним человеком, который видел ее до исчезновения.
Глава 30
Последнее, о чем я спрашиваю перед тем, как покинуть участок: собираются ли они арестовать Антонио. Детектив Форестер сказала только, что я могу не пытаться предупредить его. Это вызывает у меня ощущение, что, наверное, они уже следят за ним или ждут, когда появится весомое доказательство, чтобы нанести удар тогда. Может, ждут, когда я проколюсь и выдам себя в том, что я его сообщник, чтобы они могли арестовать нас обоих. Что бы там ни планировала Форестер, к моменту, когда я покидаю полицейский участок, где воздух густой и удушливый, я думаю только об одном: то, как я возвращаюсь к своей жизни, совсем не соответствует моим ожиданиям. Та жизнь закончилась.
Начнем с фактов. Факт номер один: Антонио лжец. Он не был в Италии. Он был с ней. В баре. И лучше не стоит притворяться, что это не он находился с ней на расстоянии достаточно близком, чтобы можно было слизнуть пот с ее кожи. Он уютно расположился у ее шеи, шепча ей что-то на ухо. Это могло длиться лишь несколько мгновений. Вполне возможно, что детектив Форестер распечатала именно этот момент, чтобы выставить его в плохом свете, эдакое разоблачение знаменитости, только-только из печати. Возможно, она думала, что это породит недоверие, что я буду чувствовать себя преданной, раскрою чертову правду и разрешу ее маленькую загадку признанием. В конце концов, для этого она позвала меня, верно? Чтобы увидеть, не сдам ли я его, как отверженная, пылающая от гнева женщина, готовая и себя погубить, если удастся утянуть за собой изменника. Такая уж проблема с фотографией: это вещь столь сиюминутная, что разум не может отказать себе в удовольствии и не додумать, какими были часы до и после запечатленного момента. И в этой истории Антонио – лжец. Он виделся с моей сестрой. Не ездил в Италию. Скоро его подвергнут допросу. Антонио – чертов лжец.
Факт следующий: мой отец оставил мне самую лучшую часть семейного имущества. Деньги, не считая небольшой суммы, чтобы Элли не голодала, и дом. Также все украшения моей матери, которые, принимая во внимание изысканное колье, которое я заметила на ее окоченелой шее, представляют собой обширную коллекцию. Я всегда хотела иметь чуть больше от своей семьи, и вот получила. Сорвала куш. Беда в том, что мне это все больше не нужно. Лучше бы он не заморачивался.
А все потому, что – факт последний, вишенка на торте, гвоздь программы – я выгляжу лгуньей. Все произошедшее, начиная с того, как я поехала туда в отчаянной попытке узнать правду, и заканчивая моим решением уехать сразу после смерти отца, создает впечатление, будто я все спланировала. Детектив Форестер смогла каждое мое действие со смерти моей матери истолковать как попытку обеспечить себе наследство. Хотя она сказала мне, что не считает меня причастной, я знаю, что она просто ждет доказательство обратного. Как будто я какой-то криминальный авторитет, который может управлять жизнью и смертью на расстоянии и нажиться на этом. Бздынь! Я сорвала гребаный джекпот.
Я сижу в своей машине, смотрю на телефон, единственный способ связи с Элли. Беру его, набираю номер, слушаю, как идут гудки. Детектив Форестер права насчет одного. Я действительно должна была позвонить ей раньше. Включается автоответчик и я записываю сообщение:
– Элли, привет. Это я, – говорю я нежным добрым голосом, как будто пытаюсь уговорить котенка слезть с дерева. Жертву. Я могу сыграть нужную роль, если это поможет выманить ее. – Все очень за тебя переживают. Полиция ищет тебя. Я тоже переживаю. Я очень хочу, чтобы ты связалась со мной… Я… – приостанавливаюсь ненадолго, думая, что еще можно сказать. Слова не идут на ум, и я вешаю трубку.
Бросаю телефон на пассажирское кресло и двумя руками крепко хватаюсь за руль. Начался дождь, и когда я выезжаю на Брикстон-роуд, машину немного ведет, земля становится скользкой от измороси позднего лета и пыли. Дворники машут из стороны в сторону, лишь на мгновение позволяя различить ближайший метр впереди сквозь дождь, который начинает лить как из ведра. Я съезжаю на полосу для общественного транспорта, тянусь за телефоном. С усилием нажимаю на кнопки, снова набирая номер Элли, и когда включается автоответчик, я оставляю сообщение, сказав то, что хотела сказать в первый раз.
