– Как вас зовут? – осведомился Григорий Александрович, когда они добрались до места, и он велел денщику согреть чаю.
– Евгения.
Печорин сел напротив нее.
– Что вы хотите мне рассказать? – спросил он, вдруг почувствовав, что эта женщина, возможно, действительно располагает полезными для него сведениями.
– Один из пациентов вернулся в клинику и говорил о вас.
– Кто?
– Это молодой человек. Его имя держат от всех в секрете.
Печорин кивнул.
– Я понимаю, о ком вы говорите.
– Хорошо. – Она облизнула сухие губы. – Знаю, подслушивать нехорошо, но что поделаешь – в клинике так мало развлечений. Да я и не нарочно. Просто проходила мимо кабинета доктора Майнера, а окно было распахнуто. У него такие большие окна, от самого пола. Совсем как двери. Кажется, их называют венецианскими. Не знаю, почему.
Григорий Александрович терпеливо слушал, не перебивая.
– Этот молодой человек сидел в кресле и говорил, что вы преследовали его, выслеживали, – продолжила женщина. – Он был очень недоволен. Доктор Майнер обещал все уладить. Наверное, у вас будут неприятности.
– Я с ними разберусь, – улыбнулся Григорий Александрович. – Вы об этом хотели меня предупредить?
– Нет, вовсе нет. Этот молодой человек считает, что может видеть несчастья. Кажется, из-за этого он и попал в клинику. Знаете, я думаю, он знатного рода, может быть, даже королевской крови. Поэтому нам и не говорят его имени. Так вот, он сказал доктору Майнеру, что вы в большой опасности! В смертельной опасности, если быть точной!
– Именно так он и выразился?
Женщина кивнула.
– Что еще он сказал?
– Будто бы видел вас в темной комнате с низким потолком. Там был какой-то предмет, от которого веяло злом. Я стараюсь передавать его слова по возможности точно.
– Очень хорошо, – качнул головой Григорий Александрович. – Прошу вас быть предельно внимательной. Это может оказаться важно.
– Я так и подумала. Ну… что вы должны знать.
– Итак?
– Он сказал… нечто страшное совсем рядом! – проговорила женщина, перейдя на громкий шепот. – Оно сеет смерть!
– Что именно, сударыня? – уточнил Печорин, стараясь не двинуть ни одним мускулом на лице.
– Не знаю. Он говорил про черное нечто. «Тьма приближается», – так он выразился. И еще про жадность…
– Жадность?
Женщина кивнула.
– «Жадность влечет к нему людей, как свет бабочек», – сказал он. А потом заплакал.
– К нему? К этому черному… неизвестно чему?
– Думаю, да. Мне стало страшно, когда я услышала это. Прямо дрожь пробрала! – Собеседница Печорина поежилась. – Молодой человек сожалел, что увидел это все после того, как поговорил с вами. Но искать вас не захотел. Доктор предложил ему, но он отказался. Кажется, он предпочел бы забыть все это… А сегодня утром он собрался и уехал. Не знаю куда. Доктор очень расстроен.
– Уехал? – переспросил Григорий Александрович. – И его отпустили?
– Разумеется. Мы не пленники.
– Да… простите. Я очень благодарен вам, что вы нашли время рассказать мне об этом.
– Не стоит. – Женщина поднялась. – Прошу вас не сообщать о моем визите доктору Майнеру.
– Само собой. Будьте покойны. Я вас провожу.
– Не нужно. Я отлично найду дорогу. Лучше, чтоб нас не видели вместе. В городе могут быть другие пациенты, а они непременно проболтаются. Сплетни – единственное развлечение, доступное в клинике постоянно.
Распрощавшись со своей собеседницей, Григорий Александрович задумался: кажется, молодой аристократ действительно обладал определенным даром, и к его словам имело смысл прислушаться. Вот только как они могли помочь Печорину в расследовании? Пока это было непонятно. Черное нечто, использующее людскую жадность, чтобы сеять смерть…
Ясно одно: дело выходит за рамки материализма, в нем замешаны сверхъестественные силы. Имеет ли человек над ними власть, может ли смертный одолеть их?
Раньше Печорин никогда не верил в привидений, предсказания и спиритуализм, который становился все более популярным в Европе и в России. Однажды он был на вызывании духов и нашел происходящее откровенным шарлатанством. Но все, что творилось в Пятигорске, не поддавалось объяснению теми законами бытия, которые считались общепринятыми во всем цивилизованном мире. Был ли Печорин готов к столкновению с чем-то подобным? Может ли вообще хоть кто-то действительно быть готов к этому?
С другой стороны, вдруг «предсказания» юного аристократа – всего лишь следствие болезненного воображения? А все остальные таинственные и загадочные события имеют вполне материалистическое и даже простое объяснение? Как фокусы того же Апфельбаума, зрителю неискушенному и несведущему кажущиеся магией.
Через полчаса зашел Вернер.
– Как вы объясняете галлюцинации? – спросил его Григорий Александрович. – Могут ли они иметь природу потустороннюю или всегда являются плодом воображения?
– С научной точки зрения никакого сверхъестественного объяснения быть не может, – ответил доктор. – А профессия обязывает меня придерживаться материалистического взгляда на мир.
– И вы совсем не допускаете ясновидения, например?
– Лично я нет. По мне, так все это чистой воды шарлатанство. Вы почему спрашиваете? Вам кто-то предсказал судьбу, или вы, пардон, видели… нечто? Свое будущее?
– Вовсе нет, – Григорий Александрович решил сменить тему. – Ну, теперь говорите, для чего пожаловали. Вы же не ходите в гости просто так.
Вернер усмехнулся.
– Был сегодня вызван к женщине, о которой вы спрашивали, – сказал он. – С родинкой.
– Она больна? – притворился Печорин.
– Я вам, кажется, уже докладывал. Начинающаяся чахотка.
– Ах, да.
– Она очень слаба.
– Вы говорили обо мне?
– Нет. С чего бы? Меня вызвали как врача.
– Действительно.
– Так что мне не пришлось отзываться о вас дурно, как вы просили.
– Что же она? Только не говорите снова о болезни.
– Кажется, находится в совершенной зависимости от мужа.
– Вы и его видели?
– Имел удовольствие. Кажется, он какой-то фабрикант. Имеет на жену сильное влияние.
– Думаете, она его боится?
– Возможно. Во всяком случае, мне показалось, что ей неуютно в его обществе.
– Он что, присутствовал на осмотре?
– Нет, но хватило и тех нескольких минут, что он был рядом в гостиной, когда я только вошел.
