– Граф, да не убивали мы ее, – возмутился голос в ответ.
– Я знаю, что вы ее не убивали. Вы изнасиловали ее по очереди, а она потом вскрыла себе вены осколком от глиняного кувшина.
– Да мы просто поучили ее. Она, пока мы ее тащили, перекусала всех, до кого дотянуться смогла.
– Эх, Палец, Палец, – сокрушенно проговорил Завитушка. – Не знал бы я тебя столько лет, просто так бы ты не отделался. Баронет прибыл?
– Да, – спокойно ответил собеседник графа. – И уже спрашивал, когда вы появитесь.
– Ну что ж, Штефан, – ухмыльнулся Фриц. – Хочешь поединка со мной? А не будет его. Палец, никто не узнает, что княжна мертва, скажем, она спрятана. И если этот Сайшат хочет увидеть ее живой, пусть бьется вместо меня. А через два дня, когда все будет готово, мы исчезнем, и никакой Призрак нас уже не достанет.
– Но, к твоему сожалению, граф, – раздался над парком бездушный ледяной голос, в котором эмоций было столько же, сколько в наковальне у Гмара в кузнице, – Призрак появился раньше.
Фриц и Палец закрутились на месте, пытаясь рассмотреть говорившего. И тот миг, когда у них это получилось, был последним для одного из них. Проявившись в двух шагах от них, что с Атеем никогда еще не случалось, Призрак одним движением Поющего рассек Пальца от его правой ключицы до поясницы.
Его мозг еще подавал сигналы глазам, которые хлопали от ужаса, увидев полуголого Призрака, когда одна половинка тела начала медленно сползать со второй, чтобы потом упасть на землю. Следующий удар был эфесом Защитника в зубы графа, который тут же повалился на траву.
«Сай, он живой?» – кинул зов Атей, медленно идя к домику.
«Жив, только без чувств».
Медая лежала посреди небольшой комнаты, и с первого взгляда было понятно, что она мертва. Платье девушки было разорвано во многих местах. Ноги неестественно разведены в сторону. Видимо, насильники с ней не церемонились. Ее сил хватило лишь для того, чтобы разбить кувшин с водой, который поставили с ней рядом, и вскрыть этим осколком себе вены. Атей склонился над ней, а потом аккуратно поднял, посмотрев на ее лицо, на котором застыла счастливая улыбка. Видно, девушка вспоминала последние дни, которые стали самыми счастливыми в ее жизни.
Так и не отрывая своего взгляда от такого знакомого, чуть пухлого, но очень милого лица, Призрак и вышел из дверей. Девушка была словно спящее дитя, прижавшееся к груди своего старшего брата. Атею хватало одной руки, чтобы держать ее на весу.
– Арррргххууу, – поднял к Ночным Жемчужинам свое лицо князь, оглашая окрестности звериным рыком, а потом, засунув за пояс клинки, решительно направился к особняку, подхватив по дороге за шкирку тело графа.
Первым, кто увидел забрызганного кровью князя, со страшной ношей в руках, был баронет Юниль и два его товарища, решившие составить ему компанию в этой ночной прогулке. Они медленно шли по парку и громко звали графа Генберга, обвиняя того в трусости. Штефан даже хотел заговорить с ним, но потом эту мысль отринул, увидев, как вслед за князем выходят три грозных хищника.
Бросив Фрица на землю, Атей осторожно положил рядом тело Медаи. Потом достал клинки и прорычал, глядя на своих спутников:
– Убивать всех, кто будет сопр-р-ротивлятся и от кого будет пахнуть сестр-р-рой, – потом повернулся к побледневшему баронету и его друзьям и добавил: – А вы лучше стойте на месте. Можем не р-р-разобр-р-раться.
У четырех жнецов человеческих душ началась страда.
Даргасский Мегар. Логово Сайшат. Особняк графа Генберга
– Виолин, Хальд, – на своем жеребце на территорию особняка влетел Лайгор. – Вы слышите, что творится у графа Генберга? Похоже, там беснуются звери: слышны рык и крики о помощи.
– Это князь, – воскликнула Льдинка и что есть силы побежала к воротам, что вели на территорию Фрица Завитушки. Вслед за ней, отдавая короткие команды, ринулся Северянин. Замелькали зажженные факелы, заржали лошади, заметались по внутреннему двору разумные.
Когда с помощью лошадей воины князя Сайшата вырвали парадные ворота соседнего особняка, на его территории почти все закончилось. Представшая перед ними картина могла ужаснуть и бывалого воина. Повсюду были разбросаны конечности, куски тел и внутренности, среди которых ходили три окровавленных четвероногих хищника, сгоняя в кучу оставшихся в живых разумных, что раньше населяли этот дом.
Кто-то, увидев это зрелище, не сдержался и исторг из себя недавний ужин. Кто-то попытался закричать, но зажал себе рот и лишь невнятно мычал. Кто-то начал чуть слышно плакать.
Четвертый хищник был двуногим. Залитый кровью так, что невозможно было разобрать истинный цвет его кожи, он стоял над приходящим в себя графом.
– Вставай, Генберг, – раздался холодный голос Призрака. – Пришло время отвечать за свои поступки.
Атей словно не замечал, как в двух десятках шагов от него, освещая территорию факелами, собирался его народ. Здесь же были и принцесса с герцогиней, окруженные плотным кольцом гвардейцев. Маркиза, решившая не оставаться в доме, увидев первое разорванное тело, сразу упала в обморок, и теперь рядом с ней находилось два гвардейца и Лидая.
– Этфо не я, княфь, – шамкая разбитыми губами и выплевывая выбитые зубы, проблеял граф.
– Ты, – кивнул князь. – Ты убил мою сестру, пусть и не собственными руками.
Призрак воткнул рядом с собой в землю Защитника. Потом взял графа левой рукой за грудки и прижал к ажурному кованому столбу, на вершине которого горел масляный светильник.
– Ты, МР-РАЗЬ, не имел права к ней прикасаться.
«Ффьють, ффьють» – сверкнул два раза Поющий, и возле ног Завитушки упали его отрубленные руки.
– Ты, УБЛЮДОК, был не достоин ходить с ней по одной земле.
«Ввшших, ввшших» – отрубленные выше колен ноги присоединились к верхним конечностям. Но граф не упал, прижатый сильной рукой к столбу.
– Для тебя, ВЫР-РОДОК, – Призрак воткнул Поющего рядом со вторым клинком. Вместо него он вытащил из-за спины один из кинжалов, – даже дышать одним с ней воздухом было честью. Но ты это не оценил.
Кинжал вспорол низ живота Генберга, который так и не смог закричать, непонимающе глядя расширенными от ужаса глазами, как теряет свои части тела. Он не представлял, как такое могло случиться с ним. С другими – да, но только не с ним. Он же граф Генберг. А когда он наконец понял, что все это реально, кричать он уже не смог, потому что на его шее затянулись его же внутренности, которые Призрак вырвал из распоротого живота.
Закинув их свободную часть на столб, Атей зафиксировал их графским кинжалом в одном из ажурных завитков и только после этого осторожно отступил на пару шагов назад. В свете горящей, плюющей раскаленными каплями масляной лампы разумным предстала страшная картина – чуть заметно раскачивающийся обрубок человеческого тела, повешенный на своих же кишках.
