Эмили отступила на шаг.
— Ну уж нет! — ей совсем не улыбалось, чтобы он увидел безобразный шрам на ноге. — Как-нибудь сама.
Джеймс вытер руки о джинсы.
— Как шов, не болит?
— Больше тянет, чем болит.
— Присядь, я сделаю тебе зеленого чаю. Читал где-то, что он помогает при раке.
Эмили вздохнула. Она знала, что он беспокоится из-за результатов ее анализов. Она тоже беспокоилась. Но она не хотела, чтобы он видел в ней только больную.
— А я бы предпочла крепкий кофе.
— Ты получишь зеленый чай или ничего.
— Ты прямо как медсестра из «Полета над гнездом кукушки».
Он ответил довольно сердитым взглядом. Поймав его, Эмили улыбнулась.
— Кстати, в том фильме был индеец, помнишь? Такой высокий, сильный. Он еще все молчал…
— Ага. Вождь… Это он проломил стену. Если бы я знал, где та стена, за которой твое здоровье, я бы тоже попробовал.
— Ладно, вождь… Так и быть, вождь, пусть этой стеной станет чашка зеленого чая, раз тебе этого хочется…
— Сразу бы так, черт возьми.
Легкий прыжок, и Джеймс сжал ее в объятиях. Эмили только пискнула от неожиданности. Конечно, она не рассердилась.
— Пусть я больная раком, зато ты — типичный сумасшедший, и ты… меня с ума сводишь, Джеймс Далтон!
— А мне кажется, Эмили, ты давно пролетела над кукушкиным гнездом… — сказал он, и они рассмеялась.
Джеймс провел рукой по ее щеке. Его прикосновение было очень нежным, а пальцы — такими грубыми. Ей нравилось это сочетание.
Что если он ее ангел-хранитель? Дикое неземное существо с золотистой кожей и огромными темными крыльями? Только наполовину человек, подумала она. А наполовину ворона.
— Ты как из сказки.
Вместо ответа он поцеловал ее. Это был один из тех поцелуев, что проникают в самое сердце женщины. Один из тех поцелуев, о которых она грезит в одиночестве, рисуя в своем воображении героев на конях и замки, парящие в небесах.
Когда же поцелуй закончился, Эмили решила жить.
— Ты когда-нибудь нальешь мне своего чаю, вождь?
Сидя за столом друг против друга, они потягивали кофе и чай и ели тосты с джемом.
— Не так уж плохо, когда с тобой нянчатся, — сказала Эмили.
— Да уж, уход тебе не помешает.
Это правда, подумала она. Операция не прошла для нее бесследно. Хорошо, что есть время восстановить силы.
Эмили потянулась за вторым тостом. Земляничный джем был сладкий и густой — одни ягоды. Пока что и отпуск, и все вообще складывается довольно неплохо.
Джеймс улыбнулся, любуясь Эмили. Затем улыбка плавно сошла с его лица, и вот он уже хмурится, глядя в свою тарелку. Эмили догадалась, о чем он думает, точнее, о ком.
— Она сделала тебе больно, Джеймс? Та твоя женщина, которую я напоминаю? Она сделала тебе больно?
— Нет.
— Тогда почему ты больше не с ней?
— Так получилось.
— Но почему? — Эмили увидела в его глазах боль. — Ты же наверняка любил ее.
— Не хочу об этом говорить.
— Это нечестно. Это… — Эмили вдруг замолчала, потому что поняла или, скорее, почуяла правду. — Она умерла. Ведь так? Вот почему ты не с ней.
Джеймс молчал.
Молчание. Гробовое молчание.
— Да, — резко бросил он. — Она умерла.
— От чего? От рака? — Увидев, как он вздрогнул, она схватилась за край стола. — Да? Скажи мне, да?
— Прости. Я не мог… Я просто не мог тебе об этом сказать.
Эмили едва сдерживала слезы. Вот еще — плакать! Разнюнилась! Ну и пусть — пусть он заботился не о ней… И пусть целует не ее, и… Она ничто для него… Просто немножко похожа, вот и все!
— Не презирай меня, — сказал он.
Презирать?! За что? Но мучительное чувство того, что ее прекрасный возлюбленный на самом деле предает и ее, и ту, другую, — это чувство пронзило ее сердце, и саднящая боль растеклась по всему телу.
Все не так… И, о боже, что с этим делать?!
— Прости, — снова сказал Джеймс.
Эмили встала и сразу почувствовала головокружение.
— Мне надо прилечь. — Ноги не слушались ее, Эмили потеряла равновесие. И Джеймс, как взаправдашний ангел-хранитель, подхватил ее на руки, укутал своими крыльями…
Он отнес ее на кровать. Эмили не выдержала — разрыдалась, и Джеймс принялся убаюкивать ее, крепко обняв. Она чувствовала, что он в смятении, и прижалась к нему, и снова Джеймс что-то шептал о прощении, а кончил тем, что стал губами подсушивать ее слезы.
Нет, он не предавал ее. Во всяком случае, намеренно. Эмили спросила примирительно:
— Ты смотришь на меня и видишь ее? Ты путаешь нас друг с другом?
— Может, сначала так и было, но теперь все по-другому. Я знаю, что ты — это ты, и знаю, что именно ты мне нужна. Но все то, что происходит между нами, меня пугает.
Это пугало и Эмили. Джеймс стал частью ее, и… что бы она делала без него? Как выжила бы без своего защитника, своего темнокрылого ангела?
— И ты меня прости, Джеймс. Я больше не буду спрашивать тебя об этой женщине, раз ты ее любил. Но когда-нибудь ты сам расскажешь о ней. Обещаешь?
— Обещаю, — сказал Джеймс и отвел взгляд, полный любви и тайной тоски.
Глава восьмая
Прошло три дня. Эмили сидела, закрывшись в своей студии. Правда, студией эту комнатушку назвать было трудно, но ее украшали принадлежности самой свободной из профессий, а это чего-нибудь да стоило. Эмили любила творческое уединение, и здесь находила его сполна.
Кроме уроков рисования в старших классах, она не получила никакого художественного образования. Но это не помешало ей продать кое-что из своих работ.
Может быть, Джеймс пойдет с ней на следующую ярмарку ремесел. Может быть…
Она вглядывалась в карандашный набросок, над которым работала около часа. В полуобнаженной фигуре с темными крыльями, захватившей ее воображение, угадывался Джеймс Далтон.
Дверь в комнату распахнулась. Эмили закрыла альбом и повернулась в кресле. Это был Кори. Переминаясь с ноги на ногу, он спросил:
— Ты рисуешь, Эмили? Вот здорово! А знаешь, что мы делаем?
— Что?
— Ты должна угадать!
— Мы, художники, никогда не угадываем такие мелочи. Мы угадываем сразу все — весь мир…
— Ладно, я не знал, Эмили… Мы готовим ужин!
— Правда?
— Ага. И ужинать мы будем в патио. Джеймс купил свечки для стола. Он хочет, чтобы было красиво и кое-кому понравилось. Ясно кому! Он говорит, что девчонки любят свечки и все такое. Я тоже так считаю. Еда будет — пальчики оближешь! Так что приходи через десять минут, ладно?
