– Нам придется спать по очереди, – произнес я.
– Думаешь, здесь настолько опасно?
– Думаю, да.
– Не уверена, что смогу уснуть.
Но произнося это, она едва сдерживала зевоту.
– Переползай назад, – сказал я. – Укройся одеялом и сомкни глаза хоть ненадолго.
Она кивнула и растянулась на заднем сиденье. А я сидел за рулем, положив рядом пистолет, чувствуя себя одиноко, неприкаянно и нелепо среди спадавшей дневной жары.
Даже на таком расстоянии можно было расслышать ночные отзвуки Портильо. Они сливались в сплошной поток белого шума: голоса людей, играющая музыка, потрескивание костров, смех и крики. Мне пришло в голову, что это было то «безумие миллениума», которого мы избежали на рубеже веков; сотни хаджистов превращали в наличный капитал тот моральный карт-бланш, который гарантировал им конец света. Спаситель или разрушитель, Куан завладел завтрашним и послезавтрашним днем, равно как и всеми последующими, по крайней мере, в понимании хаджистов. И хотя бы в этом они не будут разочарованы: Хронолит прибудет, как и было предсказано. Куан поставит свою метку на североамериканской земле. Наверняка многие из этих хаджистов погибнут от холодового шока или от контузии, но даже если бы они знали об этом, а они, по всей вероятности, знали, им было все равно. В конце концов, это была лотерея. Отличные призы, серьезные риски. Куан вознаградит верных… или хотя бы тех из них, кто выживет.
Я не мог не задаваться вопросом, до какой степени это безумие завладело Кейт. У Кейтлин было богатое воображение, но она была единственным ребенком в семье. Фантазии и наивность: не лучшее сочетание, по крайней мере, в нашем мире.
Неужели она искренне верила в Куана? В одну из тех версий Куана, которые помогли бы ей избавиться от собственной тоски и неуверенности? Или это всего лишь приключение, мелодраматический протест против затворничества в доме Уитмена Делаханта?
Проблема в том, что она, может, и не рада будет меня видеть. Но я заберу ее из этого кошмарного места, пусть даже силой. Не внушу ей любви, но могу спасти жизнь. Пока этого достаточно.
Ночь все тянулась. Шум Портильо то слабел, то нарастал в неуловимом хаотичном ритме, как волны на берегу. Сверчок в зарослях дикого шалфея вплел в какофонию свое отчетливое стрекотание. Я сделал еще пару глотков кофе из термоса Эшли и вышел из фургона облегчиться, осторожно обходя ржавую ось и трансмиссию, притаившиеся, как капканы, в высоких сорняках. Эшли шевельнулась и забормотала во сне, когда я вернулся и снова захлопнул дверь.
Движения на дороге почти не было, мелькали разве что хаджисты на угнанных машинах, улюлюкая из окон. Никто не замечал нас, никто не останавливался. Я уже начал клевать носом, когда Эшли похлопала меня по плечу. Часы показывали половину третьего ночи.
– Моя очередь, – сказала она.
Я не возражал. Показал ей, где оставил пистолет, и растянулся на заднем сиденье. Одеяло было согрето теплом ее тела. Я уснул, едва закрыв глаза.
– Скотт? – она трясла меня мягко, но настойчиво. – Скотт!
Я вздрогнул, – Эшли, перегнувшись через сиденье водителя, трясла меня за плечо. – Возле машины люди, – прошепатал она. – Послушай!
Она повернулась и пригнулась ниже, пряча голову. Было не так уж и темно. В небе взошел месяц. Какое-то время ничего не было слышно. Потом невдалеке испуганно застонала женщина, а следом раздался сдавленный смех.
– Эшли… – позвал я.
– Они появились минуту назад. На машине. Подъехали и остановились, и кто-то… ох, кто-то закричал. А потом мне ничего не было видно, пока я не повернула боковое зеркало, но даже тогда дерево загораживало, только, кажется, кто-то вывалился из машины и побежал в поле. Думаю, женщина. И двое парней побежали за ней.
Я задумался.
– Сколько сейчас времени?
– Около четырех.
– Дай мне пистолет, Эш.
Она с явной неохотой подчинилась.
– Что же нам делать?
– Вот что: я беру оружие и выхожу из фургона. Когда подам знак, включай дальний свет и запускай двигатель. Я постараюсь оставаться на виду.
– А если с тобой что-то случится?
– Тогда ты уматываешь отсюда как можно быстрее. Если со мной что-то случится, значит, они вооружены. Только здесь не оставайся, Эш, хорошо?
– Но куда же мне ехать?
Резонный вопрос. В Портильо? Обратно к лагерю спасателей и блокпосту? Я не знал, что ей ответить.
Но потом снова закричала женщина, и я не мог отделаться от мысли, что это может быть Кейтлин. Голос не был похож. Но в последний раз я слышал, как кричит Кейт, когда она была совсем крохой.
Я пообещал Эшли быть осторожным, но самое главное, чтобы она уехала отсюда, если что-то случится – может быть, спрятала машину поближе к городу и не смыкала глаз до возвращения Хитча. Я вышел из фургона и осторожно захлопнул дверь. Отойдя на несколько футов, подал знак. Яркие снопы света, точно военные прожекторы, внезапно вспыхнули посреди звездной ночи, двигатель взревел на холостых оборотах диким зверем. Ослепленные, женщина и двое нападавших застыли на месте, до них было не более десяти ярдов.
Все трое были очень молоды, не старше Адама. Парни прямо в траве насиловали девчонку, повалив ее на спину; один держал за плечи, другой устроился между ног. Девушка отвернулась от света, а парни настороженно подняли головы, будто степные собаки, почуявшие хищника.
По всей видимости, они не были вооружены, и ощущение тяжелого пистолета, оттягивавшего руку, ударило мне в голову.
Я направил ствол на их ошарашенные физиономии. Хотел заставить их отойти от девушки – такой у меня был план, но занервничал, палец дернулся на курке, и пистолет внезапно выстрелил.
Я чуть его не уронил. Не знаю, куда ушла пуля, она никого не задела. Но выстрел их реально напугал. Ослепленный вспышкой, я успел заметить, что горе-насильники бегут к своей тачке. Подумал, не выстрелить ли еще раз, но испугался, что это может произойти и без моего желания. (Позже Хитч рассказал, что у этого пистолета чувствительный спусковой механизм, вероятно, его переделали и использовали для криминальных разборок, до того как мы его заполучили.)
Парни запрыгнули в машину с удивительной ловкостью. Если в салоне есть оружие, то у меня проблемы – запоздало осенило меня. Но если оружие и было, они им не воспользовались. Тачка ожила и с ревом понеслась к городу, обдав волной гравия старые курятники.
Осталась только девушка.
Я повернулся к ней, уже не забывая держать дуло пистолета к земле. Правое запястье все еще ныло от неожиданной отдачи. Девушка поднялась на ноги и уже застегивала в свете фар порванные джинсы. Что выражал ее взгляд, мне трудно было понять – страх, смешанный со стыдом. Совсем молоденькая. Лицо перепачканное и заплаканное. Ужасно худая, как анорексичка. На левой груди едва затянувшаяся длинная царапина.
