Эдит также считала, что «каждая женщина должна один день в неделю проводить в постели». Когда работа над каким-либо произведением поглощала ее целиком, она порой оставалась в постели и работала утро и большую часть дня, пока, по ее словам, «не уставала так, что ничего больше не могла делать, только лежать в постели, разинув рот».
Томас Гоббс (1588–1679)
Как известно, жизнь в естественном состоянии Гоббс считал «одинокой, бедной, неприятной, жестокой и краткой», а потому британский философ предпочитал полную противоположность столь злосчастному существованию. Он прожил долгую, продуктивную и размеренную жизнь, скончавшись в собственной постели в возрасте 91 года. Каждый день он вставал около семи часов утра, завтракал бутербродами с маслом и отправлялся на утреннюю прогулку, размышляя в такт своим шагам. Вернувшись к десяти к себе в кабинет, он записывал свои мысли на листе бумаге, прикрепленном к квадратной доске два сантиметра толщиной. Обед подавали ровно в одиннадцать часов (под старость Гоббс отказался от вина и мяса, но ежедневно угощался рыбой). Отобедав, он раскуривал трубку, а затем, по словам его друга и биографа Джона Обри, «сразу же бросался в постель», чтобы подремать с полчасика. Во второй половине дня Гоббс вновь принимался за работу в своем кабинете, редактируя утренние заметки. Вечером, уже в постели, он исполнял несколько популярных песенок – не потому, что наслаждался красотой своего голоса, но потому (пишет Обри), что «видел в том пользу для легких и полагал, что сие упражнение существенно продлило ему жизнь».
Джон Мильтон (1608–1674)
Последние 20 лет жизни Мильтон провел в полной темноте, но даже слепота не помешала его весьма продуктивному творчеству, и в эту пору он создан свой шедевр, эпос длиной в 10 000 строк – «Потерянный рай». Подобно Декарту, по утрам Мильтон предавался спокойным раздумьям в постели, с той лишь разницей, что день поэта начинался гораздо раньше: в четыре (зимой – в пять) утра. Прежде всего секретарь должен был в течение получаса читать ему Библию, затем Мильтон в уединении сочинял столько строк, сколько мог удержать в памяти, а в семь часов секретарь возвращался и записывал стихи под диктовку. Если секретарь запаздывал, Мильтон, по свидетельству одного из первых биографов, «жаловался и говорил, что настал час дойки».
После диктовки секретарь вновь читал своему хозяину вслух, а в полдень накрывали к обеду. Затем Мильтон три-четыре часа гулял в своем саду, во второй половине дня и по вечерам он принимал посетителей, ужинал не слишком плотно, выкуривал трубку и в девять вечера ложился спать.
Рене Декарт (1596–1650)
Декарт, в отличие от Гоббса, вставал поздно. Французский философ предпочитал проспать большую часть утра, а потом еще поваляться в постели, размышляя и что-то записывая, часиков так до одиннадцати. «Тут я сплю по десять часов ежедневно, не ведая никаких забот, – отчитывался Декарт в письме из Голландии, где он жил с 1629 г. почти до самой смерти. – А после того, как сон заставит мой разум поблуждать по лесам, садам и заколдованным замкам, где я вкушаю все мыслимые радости, я просыпаюсь, дабы смешать ночные мечты с дневными». Все интеллектуальные усилия Декарта сводились к этой дополуденной медитации, больше он в течение дня себя не утруждал, твердо веря, что для хорошей работы ума праздность насущна. После раннего обеда он гулял или беседовал с друзьями, а после ужина разбирался с корреспонденцией.
Этой комфортной холостяцкой жизни пришел конец в 1649-м, когда Декарт принял приглашение ко двору шведской королевы Кристины – та в 22 года слыла одним из могущественнейших монархов Европы. Причины, побудившие философа согласиться на придворную службу, не вполне ясны. Вероятно, его привлекла надежда на большую популярность и славу, или же ему показалась интересной задача формировать ум молодой правительницы. Так или иначе, это решение оказалось для Декарта роковым. Едва прибыв в Швецию на исходе 1649 г. (зима 1649-го считается одной из самых холодных в современной истории), Декарт узнал, что его занятия с королевой Кристиной назначены на утро – на пять утра! Выбора не было, пришлось покориться королевскому приказу. Но эти ранние часы, недосып и холод были сибариту не по силам – всего месяц жизни по новому графику, и Декарт слег (скорее всего, с пневмонией), а через десять дней его не стало.
Иоганн Вольфганг Гете (1749–1832)
В молодости Гете мог писать дни напролет, но под старость обнаружил, что творческой энергией обладает только по утрам.
«Была в моей жизни пора, когда я мог производить каждый день по печатному листу и не находил это затруднительным, – рассказывал он в 1828 г. – Но теперь я способен трудиться над второй частью “Фауста” лишь в ранние часы дня, когда чувствую себя освеженным и воскрешенным сном и пока нелепости повседневной жизни не успели меня утомить. И даже при таких условиях к чему сводится моя работа? При большом везении я одолею страницу, но чаще всего заполняю ее лишь на ширину ладони, а когда не в духе, так и того меньше».
Отсутствие творческого настроя сделалось проклятием последних лет жизни Гете, ибо он считал невозможным работать, когда не ощущал искру вдохновения. «Я бы советовал всем в нетворческие дни отдыхать или вовсе спать часы напролет, чем пытаться в такие периоды работать и создавать нечто, отчего впоследствии автору не будет ни малейшего удовлетворения».
Фридрих Шиллер (1759–1805)
Немецкий поэт, историк, философ и драматург держал у себя в кабинете ящик с гнилыми яблоками: их аромат (или вонь, как кому) взбадривала его и побуждала к творчеству. Шиллера выводила из себя любая помеха, поэтому он писал большей частью ночью, а летом выходил в сад своего маленького домика в пригороде Йены. Один из первых биографов сохранил подробности расписания дня (вернее, ночи) поэта:
«Рядом с ним на письменном столе стоял крепкий кофе или вино с шоколадом, а чаще всего бутылка старого рейнского или шампанского, чтобы он мог время от времени подкрепиться. В ночной тиши соседи слышали, как он торжественно декламирует, а всякий, кто наблюдал за ним в это время – наблюдать было несложно, ибо по другую сторону маленькой долины, где располагался его дом, поднимались холмы, – видел, как поэт расхаживает взад и вперед, разговаривая во весь голос, а потом вдруг бросается к столу и пишет, прихлебывая из стоявшего рядом стакана, и так до четырех или даже пяти часов утра зимой, а летом – до трех. Затем он укладывался в постель и редко поднимался раньше девяти-десяти часов».
Затяжные ночные бдения, когда он возбуждал себя не только кофе, вином, шоколадом и запахом гниющих яблок, но и постоянным курением и нюханьем табака, существенно ослабили здоровье и привели к постоянным болезням. Тем не менее отказаться от этой привычки писатель не мог, ведь только таким способом удавалось выделить в сутках длинные периоды, когда он мог работать без помех. Шиллер писал своему другу: «Мы не ценим самое дорогое, чем обладаем, – время. А если бы научились пользоваться им сознательно, мы бы совершали чудеса».
