Как один и тот же человек может писать столь откровенно взаимно противоречивые вещи на соседних страницах? Так способны на самом деле неверующие находить истину или нет? Да и нет. Кальвин внимательно прочитал первую главу Послания к Римлянам!
Прежде всего нам следует признать, что в мире не существует «нейтралитета». Любой человек, не признающий Христа Господом, опирается на ложное представление о высшей реальности, тогда как исповедовать Христа Господом позволяет эту реальность понять. Каждый человек опирается на мировоззрение, которое либо отрицает Христа, либо нет. Никого здесь нельзя назвать объективным или нейтральным; никто не может уйти от этого вопроса.
В то же время доктрина всеобщей благодати говорит о том, что, несмотря на все ложные мировоззрения, каждый человек понимает и в какой-то мере признает библейское мировоззрение: истины о Боге, творении, человеческой природе и о том, что мы нуждаемся в спасении. Глубоко в операционной системе наших сердец Бог отпечатал свою историю. Это всеобщее знание о Боге и добре – этот аспект естественного откровения – называют «представлениями первого порядка». Все люди в какой-то степени разделяют эти верования, даже если их сознательные, интеллектуальные созданные обществом «представления второго порядка» решительно это отрицают. По словам Павла, мы «подавляем истину неправдою» – это значит, что истиной мы все в каком-то смысле обладаем. Иначе как бы мы могли ее подавлять?
Лучшее из того, что говорят и делают нехристиане, основано на истинах, которые они «знают» на одном уровне, не зная их на другом
Подобный старинный парадокс означает следующее: лучшее из того, что говорят и делают нехристиане, основано на истинах, которые они «знают» на одном уровне, не зная их на другом. Так, например, у Леонарда Бернстайна представления второго порядка отражали секуляризм и натурализм. Но во время одной телепередачи он произнес свои знаменитые слова: «Когда ты слушаешь Пятую симфонию Бетховена, тебе начинает казаться, что в мире есть что-то правильное, что обо всем судит, что устойчиво следует своим собственным законам, то, чему можно доверять, что нас никогда не подведет»
[176]. Здесь он говорит, что музыка наполняет его не только чувствами, но и смыслом. Хотя формально он считал жизнь нелепой случайностью и потому не верил, что в чем-либо есть смысл, музыка показывала ему, что существует смысл всех вещей и что не все равно, как он живет! Представления первого порядка поднимались в нем на поверхность, несмотря на идеи второго порядка, как оно всегда и происходит.
Свобода всеобщей благодати
Без представления о всеобщей благодати христианин мог бы потерять ориентацию в мире. Многие христиане с легкостью могли бы себя идентифицировать с Антонио Сальери: он сбит с толку и огорчен тем, что обладает скромным талантом, хотя ведет нравственную жизнь, тогда как Моцарт (его нравственность весьма сомнительна, во всяком случае, в пьесе Питера Шеффера «Амадей») снискал благоволение у Бога, который и наградил его великим талантом. Кроме слепоты к собственным грехам, Сальери не понимал и всеобщей благодати. Бог раздает дары мудрости, талантов, красоты и умений по своей благодати, то есть они никак не связаны с заслугами. Он разбрасывает их по человечеству как семена, чтобы обогащать этот мир, делать его светлее и хранить его. По справедливости грех должен был бы сделать жизнь на земле куда невыносимей, и на самом деле все творение вместе с культурой должны были бы уже прекратить существование. Но положение не так ужасно в силу всеобщей благодати.
Без представления о всеобщей благодати христиане могли бы верить в то, что могут жить самодостаточно в своем замкнутом культурном мирке. Кто-то может полагать, что нам следует ходить лишь к христианским докторам, работать только с христианскими юристами, слушать только христианских консультантов или наслаждаться только христианскими произведениями искусства. Конечно, у всех неверующих духовное зрение резко ослаблено. Тем не менее Бог дал миру такое множество даров, вручив их неверующим. Моцарт есть дар для нас. И это не зависит от его веры. Поэтому христиане могут изучать мир человеческой культуры, чтобы лучше познавать Бога, ибо как творения, созданные по его образу, мы можем ценить истину и мудрость, где бы их ни находили.
Мы будем крепче стоять на ногах, если найдем общую почву с нехристианами для выполнения работы, которой можно служить миру
Без представления о всеобщей благодати христианам было бы трудно понять, почему нехристиане часто опережают христиан в нравственности или мудрости. Если мы правильно понимаем доктрину греха, мы можем из нее сделать вывод, что верующие не столь прекрасны, какими их должно было бы сделать их истинное мировоззрение. Подобным образом, доктрина благодати означает, что неверующие не так сильно испорчены, как могли бы стать в силу своего ложного мировоззрения. Ибо антагонист в христианской истории не тот, кто не верит во Христа, но грех, живущий (как говорит нам Евангелие) и в нас, и в неверующих.
Таким образом, мы будем крепче стоять на ногах, если найдем общую почву с нехристианами для выполнения работы, которой можно служить миру. Когда христианин работает с нехристианами, ему нужны и смиренный дух сотрудничества, и готовность устраивать «уважительные провокации». Представление о всеобщей благодати и опыт прощающей благодати Божьей во Христе должны научить нас свободно и смиренно работать с другими людьми, которые, быть может, не разделяют нашей веры, но которых Бог может использовать для того, чтобы сделать великое добро. В то же время понимание мировоззрения Евангелия требует от нас, чтобы иногда мы, сохраняя уважение к людям, шли своим путем или вежливо указывали на то, что наша христианская вера дает нам важные ресурсы и ориентиры в нашем деле
[177].
Диалог с популярной культурой
В целом на протяжении последних восьмидесяти лет христиане держались отстраненно от популярной культуры
[178]. Они постоянно напоминали о том, что музыка, кино и телевидение – это опасные, грязные и отвратительные вещи, сваливая все в одну кучу. Такое отстранение принимало разные формы. Это мог быть, например, полный отказ. Кто-то еще стремился создать альтернативную христианскую субкультуру с «продезинфицированными» музыкой, кино, телепередачами, книжками, программами отдыха и так далее откровенно евангелического содержания. Была и такая третья форма отстранения, как некритическое употребление популярной культуры без исследования мировоззрений
[179]. Откуда взялось такое отчуждение от нашей культуры?
