12. Новая сила для труда
И все, что делаете, делайте от души.
Послание к Колоссянам 3:23
Работа, стоящая за работой
Закончив ординатуру по психиатрии, молодая женщина начала работать в одном нью-йоркском госпитале. Ее коллега-врач, которая проработала здесь на несколько лет больше, ждала второго ребенка. «Знаешь, что для меня самое прекрасное в беременности? – сказала она однажды своей подруге. – Только тогда, когда я беременна, я продуктивна все время. Даже когда сплю, я нечто делаю». Молодая доктор удивилась тому, что ее подруга в такой мере полагается на продуктивность, что рада найти задачу, позволяющую ей что-то делать непрерывно. «Для многих из нас, – подумала она, – быть продуктивным и что-то делать становится попыткой найти искупление. Иными словами, с помощью работы мы пытаемся построить наши достоинства, найти безопасность и смысл»
[210].
Многие пытаются обрести чувство своего Я через продуктивность и успех, но это их опустошает. Другие же работают лишь для того, чтобы принести домой зарплату и наслаждаться «настоящей жизнью», но это делает труд мучительной бессмыслицей. Подобные мотивации можно назвать «работой, стоящей за работой». Именно из-за них труд в итоге так истощает нас физически и эмоционально.
Хотя мы читаем, что двенадцать апостолов Иисуса, встретив его, оставили свои сети (Лк 5:11), позже мы узнаем, что они возвращались к своему труду рыбаков. Мы также видим, что Павел продолжал делать палатки, трудясь в то же время над распространением благой вести. Встретив Христа, эти люди не бросили свою «светскую работу», как не отказались от прежнего страстного энтузиазма. Что необратимо в них изменилось, так это их отношение к своей работе. Иисус показал им великую картину, точнее сказать, он сам был великой картиной. Он деликатно призвал их к такому лову, который превосходил их лов рыбы: «Не бойся; отныне будешь ловить человеков» (Лк 5:10). Иными словами, Иисус пришел искупить и исцелить этот мир и призвал учеников участвовать в этом деле. У них появились идентичность и значение, никак не связанные с их работой или обеспеченностью. Поэтому они могут оставить работу (когда их к тому призывают), снова вернуться к ней или относиться к труду совсем не так, как раньше. Они обрели новую свободу как от работы, так и в работе. Вспомните, что Иисус призвал их в момент большого финансового успеха – когда у них был великий улов. Но они могли оставить свои сети. В присутствии Иисуса их жизнь определяла отнюдь не работа.
Все это может показаться нам далеким от жизни идеализмом. В конце концов рыба в море не должна была перевестись, и у рыбаков не было начальника, который помешал бы им вернуться к прежней профессии после их ухода в неоплачиваемый отпуск с Иисусом. Но эта история заставляет нас задать несколько важных вопросов. Не управляет ли нами наша работа в такой степени, что мы даже не заметим того момента, когда Бог придет и откроет перед нами иную возможность? Когда мы получаем «большой улов» – большую премию по итогам года или очередную работу, – не начинаем ли мы здесь же мечтать о новом еще более грандиозном улове? Как мы можем быть свободными от искушений труда, но в то же время сохранять за собой нашу работу?
Удивительный пример подобной свободы мы найдем в главе 5 Четвертой книги Царств. После того как Нееман, премьер-министр Сирии, обратился к вере в Бога Израилева, он не покинул свой пост. Вместо этого он нагрузил на вьючных животных почву Израиля, чтобы преклонять на ней колени в процессе исполнения государственного долга, когда ему приходится сопровождать царя Сирии в храм местного бога Риммона. По сути Риммон был обожествленным вариантом Сирии. Таким образом, Нееман говорит: «Я буду по-прежнему служить моей стране, но не стану ей поклоняться. Для меня важны национальные интересы Сирии, но они уже перестали быть наивысшей ценностью или богом». Мой друг, работавший в частной фирме, имеющей дело с акциями без фиксированного дивиденда, сделал подобный ход, отказавшись получать прибыль от инвестиций его организации в рискованное предприятие, которое было совершенно легальным, но не способствовало процветанию человечества. Обоим этим людям встреча с Богом дала силу порвать с идолами в сфере их профессии. Эта сила освободила их от работы, стоящей за работой.
Как мы уже отмечали, Евангелие меняет ту историю, которая вдохновляет нас на труд, меняет нашу концепцию работы и дает иные ориентиры этическому компасу, который мы используем для работы. Кроме этого, Евангелие также несет нам новую силу для работы, поскольку дает нам и новую страсть, и более глубокий отдых.
Сила подлинной страсти
Сегодня, читая или разговаривая, мы часто сталкиваемся со словом страсть. Именно страсть помогает вам преуспеть в том, что вы делаете. Но у страсти есть разные формы и разные источники. Скажем, иногда за лихорадочной деятельностью стоит скорее страх неудачи, чем стремление к успеху. Подобная страсть может породить много энергии, но с христианской точки зрения это подделка. Ее питает работа, стоящая за работой. И она неустойчива, подобно слишком яркому свету готовой перегореть лампочки.
Дороти Сейере помогает нам лучше понять те поддельные страсти, которые могут стоять за нашим трудом. В ее книге «Символ или хаос» она обращается к традиционным представлениям о семи смертных грехах, включая праздность, которую нередко переводят как «лень». Как говорит Сейерс, такой перевод ошибочен, потому что лень не отражает истинную природу данного состояния. Праздность, говорит она, подчиняется простому анализу выгоды: «Что мне за это будет?». «Праздность, – пишет она, – есть грех, который ни во что не верит, ни о чем не заботится, ничему не радуется, ничего не любит, ничего не ненавидит, ни в чем не видит цели, не живет ради чего бы то ни было, но продолжает жить лишь в силу того, что ему не за что умирать. Это состояние нам знакомо на протяжении уже многих лет, мы не знали, вероятно, лишь одного: что это смертный грех»
[211].
Праздность – один из семи смертных грехов и один из самых тонких идолов
Далее Сейерс говорит, что если в человеке господствует праздность, то есть если им движет забота о своих нуждах, комфорте и интересах, это иногда совсем не похоже на лень. Такой человек может бурно заниматься деятельностью. Однако, говорит она, праздность, «грех пустой души», позволяет любому другому греху стать мотивом твоей работы.
Этот грех любит применять такую уловку: маскировать себя под прикрытием лихорадочной физической деятельности. Мы думаем, что если носимся как угорелые И много делаем, то мы не страдаем ленью… Обжорство открывает перед нами мир, полный танцев, обедов, спорта, где надо быстро перескакивать с места на место, чтобы посмотреть на те или иные красоты… Жадность помогает нам рано вставать с постели, чтобы с суетливым энтузиазмом заняться нашими делами; зависть заставляет обмениваться сплетнями И сведениями о скандалах, писать сварливые письма в газеты, разнюхивать чужие секреты, не брезгуя доставать скомканные бумаги из мусорной корзины; гнев помогает нам утвердиться в мысли (здесь мы крайне изобретательны), что в этом мире, который переполняют злодеи И злые духи, нам остается только непрерывно и как можно громче произносить проклятие: «Что за грубый И мерзкий тип создал этот мир?!», в то время как похоть позволяет предаться печальным радостям, которые человек считает проявлениями его жизненной силы. Но за всем этим скрываются пустое сердце, пустой ум И пустая душа праздности… В этом мире она называет себя терпимостью, но в аду будет зваться отчаянием
[212].
