Элинор сжала пальцы Мегги так крепко, что чуть не раздавила их. Тётушкины пальцы были мокрыми от пота.
— Да, так и есть! — сказала Элинор осипшим голосом. — Я обязательно припомню ещё несколько!
— Так-так. — Каприкорн скривил красивые губы. — Что ж, посмотрим.
Затем он подал знак своим молодцам, и они тычками погнали Элинор, Мегги и Мо перед собой — мимо столов, мимо статуи Каприкорна, мимо красных колонн, к тяжёлой двери, которая, когда её распахнули, жалобно заскрипела.
Церковь отбрасывала длинную тень на площадь между домами. Пахло летом, и солнце светило на безоблачном небе как ни в чём не бывало.
НЕЯСНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ
Удав положил на минуту свою голову на плечо Маугли.
— Храброе сердце и учтивая речь, — сказал он. — С ними ты далеко пойдёшь в джунглях.
А теперь уходи отсюда скорей вместе с твоими друзьями. Ступай спать, потому что скоро зайдёт луна, а тебе не годится видеть то, что будет.
Р. Киплинг. Маугли
(перевод Н. Дарузес)
Их в самом деле накормили досыта. Около полудня служанка принесла хлеб и оливки, а вечером — вермишель, пахнущую свежим розмарином. Это не могло сократить бесконечно долгие часы. Ещё меньше полный желудок мог прогнать страх перед завтрашним днём. Возможно, это было бы под силу какой-нибудь книге, но о ней не стоило и мечтать. Здесь не было ни одной книги, только стены без окон и запертая дверь. Правда, под потолком висела новая лампочка, так что им не пришлось коротать время в темноте. Мегги вновь и вновь смотрела на щель под дверью, чтобы узнать, не стемнело ли. Она представляла себе, как снаружи греются на солнышке ящерицы. Она видела нескольких на площади перед церковью. Нашла ли та изумрудно-зелёная ящерка, что бегала среди россыпи монет, дорогу на волю? А что случилось с мальчиком? Всякий раз, когда Мегги закрывала глаза, она видела его ошеломлённое лицо.
Она спрашивала себя, не о нём ли сейчас мучительно думал и её отец. С тех пор как их снова заперли в этом сарае, он не сказал почти ни слова. Он ничком упал на солому и повернулся лицом к стене. Элинор разговаривала ничуть не больше него.
— Какая щедрость! — только и пробормотала она, после того как Кокерель запер за ними дверь. — Наш хозяин пожертвовал нам ещё две кучки гнилой соломы.
Потом она уселась в углу, вытянув ноги, и начала мрачно разглядывать сначала свои колени, а потом грязную стену.
— Мо, — спросила Мегги, когда тишина стала просто невыносимой, — как ты думаешь, что они сделают с мальчиком? И что это за приятель, которого Каприкорн хочет перенести сюда из книги?
— Я не знаю, Мегги, — только и ответил он, не оборачиваясь.
И ей пришлось оставить его в покое, соорудить себе соломенную постель рядом с его лежанкой и расхаживать вдоль голых стен. Может быть, за одной из них томился незнакомый мальчик? Она прижалась ухом к стене. Ни один звук не проникал сюда. Кто-то нацарапал на штукатурке своё имя: «Рикардо Бентоне, 19. 5. 1996». Мегги провела по буквам рукой. В стороне, на расстоянии двух ладоней, было написано ещё одно имя, а вот ещё одно. Мегги спросила себя: что стало с ними со всеми, с Рикардо, с Уго, с Бернардо?.. Может быть, ей тоже надо нацарапать своё имя, подумала она, на тот случай, если… Она предусмотрительно не додумала эту мысль до конца.
Позади неё, тяжело вздыхая, растянулась на куче соломы Элинор. Когда Мегги обернулась, тётушка улыбнулась ей.
— Чего только я не отдала бы сейчас за расчёску! — сказала она и пятернёй скинула волосы на лоб. — Никогда не думала, что в подобной ситуации мне больше всего будет не хватать именно расчёски, но это так. Господи, у меня даже ни одной заколки нет… Что ж, буду выглядеть как ведьма или как щётка для мытья посуды, которая знавала и лучшие времена.
— Да ладно, ты и так неплохо выглядишь. Всё равно заколки у тебя вечно выпадали, — сказала Мегги. — По-моему, ты теперь даже помолодела.
— Помолодела? Гм… Ну, если ты так считаешь… — Элинор тщательно осмотрела себя — её мышино-серый свитер был весь в грязи, а на чулках спустились сразу три петли. — То, как ты пришла мне на помощь в церкви, — сказала она и расправила юбку, — было с твоей стороны весьма любезно. У меня ноги стали точно ватные — так мне было страшно! Я просто не знаю, что со мной. Чувствую себя так, будто это не я, а кто-то другой, будто прежняя Элинор уехала домой и оставила меня здесь одну.
Её губы задрожали, и Мегги вдруг показалось, что она сейчас заплачет, но прежняя Элинор, похоже, была всё ещё здесь.
— Да, подтверждается старая истина, — сказала она. — Только в беде познаётся, из какого материала ты сделан. Я всегда думала, что сделана из дуба, но оказалось, что из какого-то другого дерева, податливого, как воск. Стоит какому-нибудь поганцу поиграть ножом перед твоим носом, и уже сыплются щепки…
И как ни старалась Элинор сдержать слёзы, они всё-таки потекли. Она сердито провела ладонью по глазам.
— По-моему, ты держишься молодцом, Элинор. — Мо всё ещё лежал лицом к стене. — Вы обе держитесь молодцами. И я готов собственноручно свернуть себе шею за то, что втравил вас в эту историю.
— Ерунда, здесь если кому-то и надо свернуть шею, то этому Каприкорну, — сказала Элинор. — И Басте. О Господи, вот уж не думала, что когда-нибудь с таким безграничным наслаждением буду расписывать себе убийство человека. Но я уверена, если бы мне удалось схватить этого Басту за горло…
Увидев изумлённые глаза Мегги, она виновато умолкла, но девочка только пожала плечами.
— Мне хочется того же, — пробормотала она и ключом от своего велосипеда стала вырезать на стене букву М. Невероятно, но этот ключ почему-то завалялся у неё в кармане. Как напоминание о какой-то иной жизни…
Элинор ощупала спущенные петли, а Мо перевернулся на спину и стал смотреть в потолок.
— Мне очень жаль, Мегги, — неожиданно сказал он. — Мне так жаль, что я позволил им отнять эту книгу…
Мегги нацарапала на стене большую букву Е.
— Ах, какая разница! — Она отошла на несколько шагов. Две буквы Г в её имени получились как две ущербные П. — Может быть, тебе никогда бы так и не удалось вернуть маму назад.
— Может быть, — пробормотал Мо и снова уставился в потолок.
— Это не твоя вина, Мо, — сказала Мегги. «Главное, ты со мной, — хотелось добавить ей. — Главное, Баста больше не приставит тебе нож к горлу. Я ведь её почти не помню, я знаю её только по фотографиям».
Но она промолчала, потому что знала: Мо всё это не утешит, наоборот, от этих слов он, наверное, загрустил бы ещё больше. Впервые Мегги поняла, как он тосковал по её матери. И на какое-то безумное мгновение в ней проснулась ревность.
Она нацарапала на штукатурке букву И и уронила ключ.
Снаружи послышались приближающиеся шаги.
