Реза зажала себе рот рукой. Её легко было рассмешить, она смеялась, как ребёнок. И только тогда можно было услышать её голос.
Выстрелы разорвали ночную тишину. Реза вцепилась в решётку, а Фарид испуганно присел на корточки у стены. Сажерук поднял его.
— Ничего страшного, — прошептал он. — Часовые стреляют по кошкам. Они всегда этим развлекаются, как заскучают.
Мальчик недоверчиво посмотрел на него, но Реза продолжала писать.
— «Она забрала их у него, — прочёл Сажерук. — В наказание». Да, это Басте, конечно, пришлось не по вкусу. Он так задавался из-за этих ключей, словно ему поручили хранить зеницу ока Каприкорна.
Реза сделала движение, будто вытаскивает из-за пояса нож, и при этом состроила такое мрачное лицо, что Сажерук чуть не рассмеялся вслух. Он быстро осмотрелся по сторонам, но на дворе за высокой стеной было тихо, как на кладбище.
— Могу себе представить, как бесится Баста, — прошептал он. — Он из кожи вон лезет, чтобы угодить Каприкорну, перерезает глотки, уродует лица, а тут такое.
Реза вновь взялась за карандаш. Ему снова потребовалось до обидного много времени, чтобы расшифровать чётко написанные буквы.
— Ах, вот как! Ты слышала о Волшебном Языке? Тебе интересно, кто он? Если бы не я, он бы до сих пор сидел в клетке Каприкорна. Что ещё сказать? Спроси Фарида. Волшебный Язык достал мальчика из его истории, как косточку из абрикоса. К счастью, он не захватил тех хищных духов, о которых мальчишка всё время болтает. Он, конечно, настоящий Мастер Чтения, не то что Дариус. Сама видишь, Фарид не хромает, лицо у него, надо думать, такое же, как всегда, и голос он тоже сохранил, хотя это сейчас и не заметно.
Фарид сердито посмотрел на него.
— Как Волшебный Язык выглядит? Ему Баста пока лицо не разукрасил — вот всё, что я тебе могу сказать.
Над ними раздался скрип ставня. Сажерук вжался в решётку. «Это просто ветер, — подумал он, — просто ветер». Фарид смотрел на него расширенными от ужаса глазами. Возможно, этот скрип снова напомнил ему о демонах; однако фигура, высунувшаяся из окна над их головами, была из плоти и крови: Мортола, или Сорока, как её за глаза называли. Все служанки ходили у неё по струнке, ничто не могло укрыться от её взора и слуха, даже секреты, которыми женщины шёпотом обменивались по ночам в спальной комнате. Для сейфов с деньгами Каприкорн и то отвёл лучшее помещение, чем для служанок. Они все спали в его доме, по четыре в одной комнате, кроме тех, что не побрезговали кем-нибудь из его молодцов. Эти селились со своими мужчинами в заброшенных домах.
Сорока облокотилась на карниз, вдыхая ночную прохладу. Она торчала в окне бесконечно долго, так долго, что Сажеруку неудержимо хотелось свернуть её худую шею. Но наконец она, видимо, надышалась воздухом и затворила окно.
— Мне пора уходить, но завтра вечером я приду снова. Может быть, до тех пор ты узнаешь что-нибудь о книге. — Сажерук вновь сжал пальцы Резы — они загрубели от мытья и стирки. — Прости, я это уже говорил, но всё же будь осторожна и держись подальше от Басты.
Реза пожала плечами. Как ещё ответишь на такой бесполезный совет? Почти все женщины в деревне старались держаться подальше от Басты, но он не всегда держался от них подальше.
Сажерук ждал перед зарешечённой дверью, пока Реза не поднялась к себе. Свечой она подала ему знак через окно.
Часовой на автостоянке так и не снял наушников. Он увлечённо танцевал между машинами, держа ружьё на вытянутой руке, как девушку за плечи. А когда он всё же поглядел в нужном направлении, Сажерук и Фарид давно уже исчезли во мраке ночи.
На обратном пути к укрытию они никого не встретили, кроме лисы, выскочившей у них из-под ног, сверкая голодными глазами. Внутри обгорелых стен сидел Гвин и доедал пойманную птицу. Перья ярко блестели в темноте.
— Она всегда была немая? — спросил мальчик, когда Сажерук устроился на ночь под деревом.
— Сколько я её знаю, — ответил Сажерук, поворачиваясь к нему спиной.
Фарид улёгся рядом. Он всегда так делал. И сколько Сажерук ни откатывался от него, проснувшись, он всякий раз обнаруживал мальчика у себя под боком.
— Фотография у тебя в рюкзаке, — сказал Фарид, — это её фотография.
— И что? Мальчик промолчал.
— Если ты решил за ней поухаживать, — сказал Сажерук насмешливо, — советую тебе отказаться от этой затеи. Это одна из любимых служанок Каприкорна. Ей даже разрешается приносить ему завтрак и помогать при утреннем одевании.
— Давно она у него?
— Пять лет. И за все эти годы Каприкорн ни разу не отпускал её из деревни. Ей из дома-то редко позволяется выходить. Она два раза пыталась бежать, но далеко не ушла. Один раз её укусила змея. Она мне никогда не рассказывала, как наказал её Каприкорн за побег, но я знаю, что с тех пор она бежать не пыталась.
Позади них раздался шорох. Фарид вскочил, но оказалось, что это всего лишь Гвин. Куница, облизывая морду, устроилась на животе у мальчика. Фарид со смехом вытащил перо у неё из шерсти. Гвин энергично обнюхал его нос и подбородок, словно соскучился по мальчику, а потом соскочил с него и снова скрылся во мраке.
— Славный зверь, — прошептал Фарид.
— Нисколечко, — сказал Сажерук и до подбородка натянул тонкое одеяло. — Наверное, он любит тебя за то, что ты пахнешь как девочка.
В ответ на это Фарид долго молчал.
— Она на неё похожа, — сказал он как раз в тот момент, когда Сажерук уже проваливался в сон. — Дочь Волшебного Языка. У неё такой же рот и такие же глаза, и смеётся она точно так же.
— Чушь! — сказал Сажерук. — Нисколько они не похожи. Просто обе голубоглазые, вот и всё. Это не редкость. А теперь спи наконец.
Мальчик послушался. Он закутался в свитер, который дал ему Сажерук, и повернулся на другой бок. Вскоре дыхание его стало ровным, как у младенца. А Сажерук не мог уснуть всю ночь, глядя недреманными глазами в темноту.
ТАЙНЫ
— Когда меня посвятят в рыцари, — сказал Уорт, зачарованно глядя в огонь, — я буду молить Бога, чтобы он послал мне все существующее в мире зло. Лишь мне одному. Если я одержу над этим злом верх, то его больше нигде не будет, а если победит оно, то пострадаю от этого только я один.
— Это было бы чересчур опрометчивым шагом с твоей стороны, — ответил Мерлин, — и ты бы проиграл. И страдал бы от этого.
Т. X. Уайт. Король Камелота
Каприкорн встречал Мегги и Фенолио в церкви в окружении полутора десятков своих людей. Он сидел в новом, угольно-чёрном кресле, установленном под присмотром Мортолы. На сей раз он был одет для разнообразия не в красное, а в светло-жёлтое, цвета утреннего солнца, пробивавшегося в окна. Он велел привести их ни свет ни заря, на холмах ещё лежал туман, и солнце плавало в нём, как мячик в мутной воде.
