Угроза не произвела на Фенолио большого впечатления.
— Ладно, — сказал он, поглядев вокруг и как бы сожалея, что у него так мало слушателей. — С чего начать? Сперва одно важнейшее правило: писатель никогда не доверяет бумаге всё, что знает о своих персонажах. Читателю не обязательно знать все. Есть вещи, которым лучше оставаться тайной, известной только автору и его созданиям. Вот он, например. — Фенолио показал на Басту. — Я всегда знал, что он был глубоко несчастен до того, как встретился с тобой. Как это говорится в одной прекрасной книге? «До ужаса легко убедить ребёнка, что он отвратителен». Басту в этом убедили. Не то чтобы ты его разубедил. Конечно, нет! С какой стати? И всё же у него вдруг появился кто-то, кому он был предан, кто говорил ему, что делать… У него появился бог, Каприкорн, и если ты порой обращался с ним плохо, то кто сказал, что боги всегда добры? Они куда чаще строги и жестоки, правда? Но в книге я об этом не писал. Я это знал — и достаточно. Но довольно о Басте, перейдём к тебе.
Каприкорн не сводил глаз с Фенолио, лицо его словно одеревенело.
— Каприкорн… — Фенолио выговаривал это имя почти нежно. Он смотрел поверх плеч Каприкорна, словно забыл, что тот, о ком он говорит, стоит прямо перед ним, а не находится по-прежнему в совсем ином мире, замкнутом обложкой книги. — Конечно, у него есть и другое имя, но он и сам успел его позабыть. С пятнадцати лет он называет себя Каприкорном — по учёному названию Козерога, знака, под которым он родился. Каприкорн, Неприступный, Непостижимый, Ненасытный хочет, чтобы в нём видели бога. Или дьявола. Но разве у дьявола есть мать? — Фенолио в первый раз за время разговора посмотрел Каприкорну прямо в глаза. — У тебя она есть.
Мегги взглянула на Сороку. Сжав костлявые руки в кулаки, она подошла к краю ступенек и вся вытянулась, но Фенолио говорил очень тихо.
— Ты распространял слухи, что она из знатного рода, — продолжал он. — Ты даже рассказывал иногда, будто она королевская дочь. А твой отец был, как ты утверждал, мастером, ковавшим оружие при его дворе. Красивая история, ничего не скажешь. Рассказать тебе мою версию?
В первый раз заметила Мегги страх на лице Каприкорна, безымянный страх без конца и начала, а за ним, как огромная чёрная тень, вставала ненависть. Мегги нисколько не сомневалась: Каприкорну хотелось в эту минуту убить Фенолио, но страх связывал руки ненависти и делал её ещё больше.
Замечал ли это Фенолио?
— Да, расскажи свою историю. Почему бы нет? Глаза у Каприкорна стали неподвижные, как у змеи.
Фенолио проказливо улыбнулся, совсем как его внуки.
— Отлично, продолжим. Насчёт мастера, ковавшего оружие, ты, конечно, солгал.
Мегги по-прежнему казалось, что старик от души забавляется. Он вёл себя так, будто играет с котёнком. Неужели он так мало знал своё собственное создание?
— Отец Каприкорна был простой кузнец, подковывавший лошадей, — продолжал он, совершенно не смущаясь холодной яростью во взгляде Каприкорна. — Он давал сыну поиграть горячие уголья и иногда колотил его сильно, как подкову на своей наковальне. Он колотил его за всякое проявление жалости, и, уж конечно, за слёзы, и за каждое «я не могу» и «у меня не получается». «Важнее всего сила! — поучал он мальчика. — Правила всегда устанавливает тот, кто сильнее, так что уж постарайся быть тем, кто их устанавливает». Мать Каприкорна тоже считала это единственной неопровержимой истиной на свете. И она каждый день говорила сыну, что однажды он станет сильнее всех на свете. Она была не принцессой, а простой служанкой с загрубевшими руками и коленями, и она, как тень, следовала за сыном даже тогда, когда он начал её стыдиться и выдумал себе новую мать и нового отца. Она восхищалась его жестокостью, ей нравилось видеть, что он внушает страх. И она любила его сердце, чёрное, как чернила. Да, у тебя камень вместо сердца, Каприкорн, чёрный камень, доброты в нём не больше, чем в куске угля, и ты очень, очень гордишься этим.
Каприкорн снова занялся своей запонкой, он крутил её и глядел на неё так задумчиво, будто всё его внимание сосредоточилось на красном кусочке металла, а не на том, что говорил Фенолио. Когда старик замолчал, Каприкорн старательно поправил манжету и смахнул прицепившуюся нитку с рукава. Похоже, заодно он смахнул и гнев, и ненависть и страх, потому что их не было больше заметно в его равнодушном, бесцветном взоре.
— Что ж, старик, захватывающая история, ничего не скажешь, — сказал он тихо. — Она мне нравится. Ты хорошо врёшь, и поэтому я подержу тебя здесь. Пока. До тех пор, пока мне не разонравятся твои истории.
— Подержишь здесь? — Фенолио распрямился. — Я вовсе не собираюсь здесь оставаться. Что…
Но Каприкорн зажал ему рот рукой.
— Ни слова больше, — прошептал он. — Баста рассказал мне, что у тебя трое внуков. Если ты рассердишь меня или вздумаешь рассказывать свои басни не мне, а моим людям, я попрошу Басту завернуть несколько молодых змеек в подарочную бумагу и подложить под дверь твоим внукам. Я выражаюсь достаточно ясно, старик?
Фенолио опустил голову, как будто слова Каприкорна переломили ему шейный позвонок. Когда он вновь поднял голову, из каждой его морщины глядел страх.
С довольной улыбкой Каприкорн сунул руки в карманы брюк.
— Да, все вы к чему-нибудь да привязаны своим не в меру мягким сердцем, — сказал он. — Дети, внуки, братья и сёстры, родители, собаки, кошки, канарейки… И так у всех: у крестьян, у лавочников, и даже у полицейских есть семья или хотя бы собака. Достаточно поглядеть на её отца. — Каприкорн так неожиданно показал на Мегги, что она вздрогнула. — Он придёт сюда, хотя знает, что обратно я его не выпущу, как и его дочку. И всё же он придёт. Ну не удивительно ли устроен мир?
— Да, — сказал Фенолио, — удивительно. — И в первый раз посмотрел на своё создание не с восхищением, а с омерзением.
Похоже, Каприкорну это понравилось больше.
— Баста! — позвал он и поманил его к себе. Баста подошёл с нарочитой медлительностью.
Он всё ещё выглядел обиженным.
— Отведи старика в комнату, где мы раньше держали Дариуса! — приказал Каприкорн. — И поставь часового у дверей.
— Ты хочешь, чтобы я отвёл его к тебе в дом?
— Да, а что? Он ведь выдаёт себя за моего отца. Кроме того, его истории меня забавляют.
Баста пожал плечами и схватил Фенолио за локоть. Мегги испуганно посмотрела на старика. Сейчас она останется совсем одна, наедине со стенами без окон и с запертой дверью в застенке Каприкорна. Но Фенолио взял её за руку прежде, чем Баста успел утащить его.
— Оставь девочку со мной, — сказал он Каприкорну. — Не можешь ты снова запереть её в эту дыру одну-одинешеньку.
Каприкорн равнодушно повернулся к нему спиной.
— Как хочешь. Её отец всё равно скоро будет здесь.
Да, Мо придёт. Ни о чём другом Мегги не могла думать, пока Фенолио увлекал её за собой, обняв рукой за плечи, будто и вправду мог защитить её от Каприкорна, Басты и всех остальных. Но он ведь этого не мог. А Мо сможет? Конечно, нет. «Пожалуйста!» — думала она. Но он, может быть, не найдёт дорогу сюда. Лучше ему не приходить. И всё же больше всего ей хотелось, чтобы он пришёл. Больше всего на свете.
