— Боже мой, насколько же ты храбрее меня! — сказал он вслух. — Торгуешься с Змееглавом. Вот на что я хотел бы посмотреть!
Мегги обняла его за шею и погладила усталое лицо.
— Ты на это еще посмотришь, Мо! — прошептала она. — Слова Фенолио всегда сбываются, в этом мире еще вернее, чем в нашем. Ведь они и тебя поставили на ноги, правда?
Он молча кивнул. Скажи он что-нибудь, она поняла бы по его голосу, что ему с трудом верится в хороший конец. Даже когда Мегги была помладше, она всегда замечала, если он бывал чем-то подавлен, но тогда ее легче было отвлечь шуткой, каламбуром, интересной историей. Теперь это стало не так-то просто. Никто не умел так легко читать в его сердце, как Мегги. Кроме ее матери. Реза взглядывала на него точно так же.
— Ты, конечно, слышала, почему они меня сюда притащили? — спросил Мо. — Меня принимают за знаменитого разбойника. Помнишь, как мы с тобой играли в Робина Гуда?
Мегги кивнула:
— Ты всегда хотел быть Робином.
— А ты ноттингемским шерифом. «Потому что злые сильнее, Мо», — говорила ты. Умный ребенок. Знаешь, как они меня называют? Тебе понравится это имя.
— Перепел, — тихо выдохнула Мегги.
— Да. Как ты думаешь, есть надежда, что настоящий Перепел потребует свое имя обратно раньше, чем меня казнят?
Как серьезно она на него посмотрела. Как будто знает что-то, чего он не знает.
— Другого Перепела нет, Мо, — прошептала она. — Ты и есть Перепел.
Мегги взяла его руку, закатала рукав и провела пальцем по шраму, оставленному псами Басты.
— Эта рана у тебя еще не зажила, когда мы приехали к Фенолио. Он еще дал тебе мазь, чтобы она лучше зарубцевалась, помнишь?
Он ничего не понимал. Ни слова.
— Да. И что?
— Ты и есть Перепел, — повторила Мегги. — Другого нет. Фенолио написал о нем песни. Он сочинил их, подумав, что в его мире не хватает разбойника. А тебя взял за образец! «В моем воображении из него получился очень благородный разбойник», — написал он мне.
Некоторое время смысл ее слов не доходил до Мо. И вдруг он расхохотался. Так громко, что стражник открыл зарешеченное окошко в двери и подозрительно заглянул внутрь. Мо перестал смеяться и уставился на стражника. Тот выругался и исчез в коридоре. А Мо прислонился к стене и закрыл глаза.
— Мо, мне жаль, что так получилось! — прошептала Мегги. — Ужасно жаль. Фенолио иногда просто невыносимый старик.
— Да ладно тебе.
Может быть, потому Орфею и удалось с такой легкостью вчитать его сюда. Потому что он и без того уже попал в эту историю.
— Как ты считаешь, — спросил он, — должен я чувствовать себя польщенным или свернуть Фенолио шею?
Мегги приложила руку к его лбу:
— Ты весь горишь. Приляг. Тебе нужно отдохнуть.
Как часто он говорил ей это, сколько ночей просидел у ее постели — корь, ветрянка, скарлатина… «О господи, Мегги, — простонал он, когда она подхватила еще и коклюш, — ты не могла бы пропустить хоть одну из детских болезней?»
Лихорадка наполняла его жилы расплавленным свинцом, и, когда Мегги склонилась над ним, он на мгновение подумал, что это Реза. Но у Мегги волосы были светлее.
— А где Сажерук и Фарид? Вы ведь были все вместе? Их тоже поймали? — От жара ему тяжело было ворочать языком.
— Нет. Не думаю. Ты знал, что у Сажерука есть жена?
— Да. Из-за нее Баста располосовал ему лицо. Ты ее видела?
Мегги кивнула:
— Она очень красивая. Фарид к ней ревнует.
— Правда? Я думал, он влюблен в тебя.
Мегги покраснела до ушей.
— Мегги? — Мо приподнялся.
Да когда же кончится наконец эта проклятая лихорадка! Из-за нее он чувствует себя беспомощным, как дряхлый старик.
— Нет! — тихо проговорил он. — Я что-то упустил. Моя дочь влюбилась, а я и не заметил! Еще одна причина возненавидеть эту проклятую книгу. Надо было тебе оставаться с Фаридом. Я бы уж как-нибудь обошелся.
— Никак бы ты не обошелся. Тебя бы повесили.
— Это и теперь не исключено. Мальчик, конечно, теперь страшно волнуется за тебя. Бедняга. Ты с ним целовалась?
— Мо! — Мегги смущенно отвернулась, однако не могла сдержать улыбки.
— Я должен знать! По-моему, ты даже должна спросить у меня разрешения.
— Мо, прекрати! — Она пихнула его локтем в бок, как всегда, когда отец ее дразнил, и пришла в ужас, когда его лицо внезапно исказилось от боли.
— Прости! — прошептала она.
— Ничего, раз мне больно — значит, я жив.
Ветер донес до них цокот подков. В ночи раздался лязг оружия и голоса.
— Знаешь что? — тихо сказал Мо. — Давай поиграем в нашу старую игру. Вообразим, будто мы совсем в другой истории — у хоббитов, в их уютной стране, или с Вартом у диких гусей. А?
Мегги долго молчала, а потом взяла его за руку и прошептала:
— Мне хочется вообразить, будто мы вместе идем по Непроходимой Чаще. Я, ты и Реза. Чтобы я могла показать вам огненных эльфов, шепчущие деревья и… Нет, погоди! Мастерская Бальбулуса. Да. Вот где я бы хотела с тобой оказаться. Он иллюстрирует книги, Мо! В замке Омбры! Он там самый лучший миниатюрист! Ты бы мог посмотреть его кисточки и краски…
Как возбужденно она вдруг заговорила. Мегги еще способна забыть все, как ребенок: и накрепко запертую дверь, и виселицы на дворе. Стоило ей вспомнить о паре тонких кисточек.
— Ну что ж, — сказал Мо, поглаживая ее светлые волосы, — как хочешь. Вообразим, что мы находимся в замке Омбры. На эти кисточки я бы тоже с удовольствием посмотрел.
62
ЧТО ДАЛЬШЕ?
Мне приснилась бесконечная книга,
Книга без переплета,
Ее листы рассыпались в немыслимом изобилии,
В каждой строчке открывался новый горизонт,
Обрисовывались новые небеса,
Новые страны, новые души.
Клайв Баркер. Абарат
Фарид уже дожидался у статуи, как было условлено. Он прятался за ней, очевидно, не в силах до конца поверить в свою невидимость, Мегги он не нашел. Сажерук понял это по его голосу, хриплому от разочарования.
— Я поднимался в башню. Я даже видел эту камеру, но она слишком хорошо охраняется. А на кухне говорили только о том, что она ведьма и что ее казнят вместе с ее отцом!
