— Пойду посмотрю, куда он запропастился, — сказал Фарид.
— Никуда ты не пойдешь.
Лицо Сажерука было бесстрастным, как всегда, но его выдавал голос. В нем Фариду послышалось нетерпение… и надежда, ни за что не желавшая умирать, хотя уже столько раз обманывалась.
— Ты уверен, что он сказал «в пятницу»?
— Да! Сегодня ведь пятница, верно?
Сажерук молча кивнул и откинул с лица длинные волосы. Фарид тоже пытался отрастить волосы до плеч, но они так упрямо курчавились и лезли во все стороны, что в конце концов он просто отрезал торчавшие пряди ножом.
— Он сказал: «В пятницу, ниже деревни, в четыре часа», а его пес в это время рычал на меня так, будто больше всего на свете ему хочется закусить свеженьким смуглым мальчиком!
Ветер забирался под тонкий свитер Фарида, и мальчик зябко потирал руки. Костер, горячий, потрескивающий, — вот чего ему сейчас не хватает, но при таком ветре Сажерук не позволит зажечь даже спичку. Четыре часа… Фарид тихо чертыхнулся и поглядел на небо. Он и без часов знал, что сейчас намного позже.
— Я тебе говорю, он нарочно заставляет нас ждать, этот надутый дурак!
Тонкие губы Сажерука скривились в улыбку. В последнее время он все чаще улыбался словам Фарида. Может быть, поэтому он и обещал взять мальчика с собой, если Сырная Голова и вправду отправит его назад. Назад в его мир, созданный из бумаги, типографской краски и слов старика.
«Вот еще! — думал Фарид. — С чего бы этот Орфей сумел сделать то, что не удалось всем остальным? Столько людей пыталось… Заика, Златоглаз, Вороний Язык… обманщики, забиравшие наши деньги…»
Свет в окне Орфея погас. Сажерук резко выпрямился. Хлопнула дверь. В темноте послышались шаги, поспешные, неровные. И наконец в свете одинокого фонаря перед ними возник Орфей — Сырная Голова, как называл его про себя Фарид за бледную кожу и за то, что он потел на солнце, как кусок сыра. Тяжело дыша, он спускался по крутому склону, а рядом с ним бежал его адский пес, уродливый, как гиена. Увидев на обочине Сажерука, Орфей остановился и помахал ему, широко улыбаясь.
Фарид схватил Сажерука за локоть и шепнул:
— Ты только посмотри на эту глупую ухмылку! Лживая, как цыганское золото! Как ты можешь ему верить!
— Кто тебе сказал, что я ему верю? Что с тобой? Ты весь извертелся. Может быть, ты хочешь остаться здесь? Автомобили, движущиеся картинки, музыка из ящика, свет, разгоняющий ночь… — Сажерук поднялся на бортик, окаймлявший край дороги. — Тебе ведь все это нравится. Тебе будет скучно там, куда я хочу попасть.
О чем он говорит? Как будто не знает доподлинно, что у Фарида есть только одно желание: быть с ним. Мальчик хотел ответить что-то сердитое, но тут раздался треск, словно ветка хрустнула под сапогом. Фарид вздрогнул.
Сажерук тоже слышал этот треск. Он замер и прислушался. Но между деревьев ничего не было видно, только ветки шевелились от ветра и ночная бабочка, бледная, как призрак, порхнула Фариду в лицо.
— Извините! Я припозднился! — крикнул Орфей.
Фарид все никак не мог привыкнуть, что этот голос выходит из этого рта. В нескольких деревнях подряд им рассказывали о чудесном чтеце, и Сажерук сразу отправился на поиски, но только неделю назад им удалось отыскать Орфея в одной библиотеке, где он читал вслух сказки кучке детей, из которых, кажется, ни один не заметил гнома, вдруг вынырнувшего из-за полки с растрепанными книжками. Но Сажерук его видел. Он подстерег Орфея, уже садившегося в свою машину, и показал ему наконец книгу, которую Фарид проклинал чаще, чем что бы то ни было.
— Да, эту книгу я знаю, — тихо сказал Орфей. — И тебя, — добавил он почти торжественно и поглядел на Сажерука, словно хотел взглядом свести шрамы с его лица, — тебя я тоже знаю. Ты — лучшее, что там есть. Сажерук! Огненный жонглер! И кто только вычитал тебя сюда, в эту печальнейшую из всех историй? Молчи, ни слова! Ты хочешь вернуться, правда, но не можешь отыскать дверь, дверь между букв? Ничего, я могу прорубить тебе новую, из скроенных по мерке слов! За сходную цену — если ты действительно тот, за кого я тебя принимаю!
Сходная цена! Куда там. Им пришлось пообещать ему почти все, что у них было, да вдобавок еще ждать его много часов в этой забытой богом дыре, на ветру, в вечерней тьме, пахнущей призраками.
— А куница с тобой? — Орфей направил фонарик на рюкзак Сажерука. — Мой пес его не любит, знаешь.
— Нет, он как раз отправился искать себе пропитание. — Взгляд Сажерука перешел на книгу, которую Орфей держал под мышкой. — Ну как? Ты… справился?
— Конечно!
Адский пес оскалил зубы и уставился на Фарида.
— Слова сперва немного упрямились. Может быть, потому что я слишком нервничал. Я ведь говорил тебе при первой нашей встрече: эта книга, — Орфей провел пальцами по корешку, — была любимой моей книгой в детстве. В последний раз я ее видел, когда мне было одиннадцать лет. Ее украли из маленькой библиотеки, где я ее столько раз брал. У меня самого, к сожалению, на воровство смелости не хватило, но книгу эту я никогда не забывал. Она впервые научила меня тому, как легко с помощью слов уйти от этого мира. И найти между страниц друзей — чудесных друзей. Таких друзей, как ты, огненный жонглер, и великанов, и фей! Знаешь, как горько я плакал, читая о твоей смерти? Но ты жив, и все будет хорошо! Ты расскажешь историю заново…
— Я? — перебил Сажерук с насмешливой улыбкой. — Нет уж, этим, поверь, займутся другие…
— Ну, может быть. — Орфей откашлялся, похоже, смутившись, что так откровенно выказал свои чувства. — Как бы то ни было, досадно, что я не могу пойти с тобой.
Своей странно неуклюжей походкой он двинулся к каменной придорожной ограде.
— Тот, кто читает, остается здесь — это железное правило. Чего только я ни делал, чтобы самому проскользнуть в какую-нибудь книжку, — нет, это невозможно.
Он со вздохом остановился, сунул руку под плохо сидящую куртку и достал лист бумаги.
— Вот то, что ты заказывал, — сказал он Сажеруку. — Замечательные слова, специально для тебя, тропа из слов, которая прямо отведет тебя на место. На, читай!
Поколебавшись, Сажерук взял листок, испещренный изящными наклонными буквами, переплетающимися, как нити вышивки. Сажерук водил пальцем по строчкам, как будто указывая своим глазам на каждую букву, а Орфей смотрел на него, словно ученик, ожидающий оценки.
Когда Сажерук наконец снова поднял голову, голос его звучал удивленно:
— А ты отлично пишешь! Чудесные слова…
Сырная Голова покраснел так, словно ему в лицо плеснули клюквенным соком.
— Я рад, что тебе нравится!
— Да, мне очень нравится. Все точно так, как я тебе описал, только звучит немного лучше.
Со смущенной улыбкой Орфей забрал листок у Сажерука.
— Не могу обещать, что время суток будет то же, — сказал он тихо. — Законы моего искусства постичь трудно, но поверь, больше меня о них никто не знает. Например, чтобы изменить или продолжить книгу, нужно использовать только те слова, которые в ней уже встречаются. При слишком большой примеси чужих слов ничего не получается или получается совсем не то, чего хотели! Вероятно, если бы сам автор…
