Баста снова нагнулся. На этот раз он подобрал наконечник стрелы.
— Хотелось бы мне знать, что здесь произошло, — пробормотал он. — Я говорил, что Каприкорна здесь нет, но остальные-то где? Рыжий Лис, Недотепа, Горбун, Свистун и Мясник… они что, все погибли? Или томятся в застенках Жирного Герцога?
Он с тревогой взглянул на Мортолу.
— Что нам делать, если никого из них нет, а? — Баста говорил голосом ребенка, боящегося темноты. — Или ты хочешь, чтобы мы жили в пещере, как кобольды, пока до нас волки не доберутся? Ты про них забыла — про волков? И альбы, и огненные эльфы, и вся прочая нечисть, от которой тут проходу нет… Я о них не забывал, но тебе ведь непременно нужно было вернуться в это проклятое место, где за каждым деревом по три злых духа!
Он схватился за амулет, висевший у него на шее, но Мортола не удостоила его даже взглядом.
— Помолчи! — сказала она так резко, что Баста втянул голову в плечи. — Сколько можно тебе объяснять, что духов бояться нечего. А что до волков, так на то у тебя есть нож. Уж мы не пропадем. Мы и в их мире не пропали, а здесь мы все же у себя дома. Кроме того, у нас есть могущественный друг — ты забыл об этом? Мы навестим его в ближайшее время. Но сперва мне нужно сделать одно дело, которое я слишком долго откладывала.
Она повернулась, твердым шагом подошла к Басте и взяла у него из рук ружье.
Реза схватила Мо за руку. Она попыталась оттащить его в сторону, но не успела. Мортола уже выстрелила. Сорока умела обращаться с ружьем. Ей приходилось стрелять по птицам, клевавшим ее ягоды на дворе Каприкорна.
Кровь растеклась по рубашке Мо, как цветок, все шире раскрывающий пурпурно-красные лепестки. Реза услышала собственный крик, когда он упал и вдруг оказался лежащим на траве, окрашивающейся постепенно пурпуром, как его рубашка. Она бросилась на колени, перевернула его и зажала руками рану, словно могла остановить льющуюся кровь, кровь, уносившую его жизнь.
— Пошли, Баста! — донесся до нее голос Мортолы. — Идти далеко, а нам нужно найти надежный приют до темноты. Ночью в этом лесу делать нечего.
— Ты хочешь оставить ее здесь?
Это говорил Баста.
— А почему бы и нет? Я знаю, она тебе всегда нравилась, но о ней позаботятся волки. Запах свежей крови их быстро приманит.
Кровь. Она текла все быстрее, а лицо Мо было белым как снег.
— Нет! Нет, только не это! — прошептала Реза и услышала собственный голос. Она зажала рукой дрожащие губы.
— Ты только посмотри! Голубка у нас заговорила! — Насмешливый голос Басты донесся до нее сквозь гул в ушах. — Жаль только, что он тебя уже не услышит, а? Будь здорова, Реза!
Она не оглянулась. Даже когда шаги за ее спиной стали удаляться.
— Нет! — шептала она, словно молитву. — Нет!
Она оторвала полоску ткани от своего платья — если бы только руки не так дрожали! — и прижала ее к ране. Руки у нее были мокры от его крови и собственных слез. «Реза! — прикрикнула она на себя. — Слезы тебе не помогут! Вспоминай! Что делали люди Каприкорна с ранами?» Они выжигали их, но об этом она не могла даже думать. А потом было еще это растение с пушистыми листьями и светло-сиреневыми цветами, мелкими колокольчиками, вокруг которых вечно вились шмели. Реза стала искать его вокруг сквозь пелену слез, надеясь на чудо…
Между побегов жимолости кружились две синекожие феи. Был бы здесь Сажерук, он сумел бы их подманить. Он подозвал бы их тихим голосом и уговорил дать немного слюны или серебристой пыльцы, которую они стряхивали с волос.
Реза снова услышала собственный всхлип. Испачканными кровью пальцами она откинула темные волосы со лба Мо и стала звать его по имени. Не может он умереть сейчас, после стольких лет…
Она звала и звала его, прикладывала палец к его губам, чувствовала его дыхание, неглубокое, порывистое, трудное, словно кто-то сидел у него на груди. «Смерть, — думала она, — это смерть».
Шорох заставил ее вздрогнуть — звук шагов по мягкой листве. Неужели Мортола передумала? Послала за ней Басту? Или это уже волки? Если бы у нее был хотя бы нож! Мо всегда носил с собой нож. Она порылась в его карманах, нащупала рукоять…
Шаги приближались. Да, это были, без сомнения, человеческие шаги. И вдруг стало тихо, пугающе тихо. Реза поспешно вытащила нож из кармана Мо, открыла его. Она не решалась обернуться, но потом все же заставила себя…
У бывших ворот крепости стояла старуха. Она казалась крошечной, как ребенок, между мощных столбов, все еще обрамлявших вход. На плече у нее висела котомка, а платье словно сплетено из крапивного волокна. Кожа у нее была смуглая и морщинистая, как кора старого дерева. К коротким седым волосам пристали листья и репей.
Старуха молча подошла к Резе. Ноги у нее были босые, но, похоже, крапива и чертополох, которыми зарос двор Каприкорна, нисколько ее не смущали. Не поведя бровью, она отодвинула Резу в сторону и наклонилась над Мо. Кровавую тряпку, которой Реза все еще пыталась зажать рану, она спокойно отбросила в сторону.
— Такой раны я никогда не видывала, — сказала она таким хриплым голосом, словно ей не часто приходилось им пользоваться. — Чем это сделано?
— Ружьем, — ответила Реза. Она еще не привыкла говорить языком, а не руками.
— Ружьем? — Старуха взглянула на нее, покачала головой и снова склонилась над Мо. — Ружье. Что это еще такое? — бормотала она, ощупывая рану смуглыми пальцами. — Да уж, новое оружие у них появляется быстрее, чем цыплята из яиц, а я думай, как склеить обратно все, что они там раздробят и разрежут.
Старуха прижалась ухом к груди Мо, послушала и выпрямилась с тяжелым вздохом.
— У тебя под платьем есть рубашка? — без церемоний спросила она, не глядя на Резу. — Сними ее и разорви на куски. Мне нужны длинные полосы.
Она достала из кожаного мешка у пояса склянку и смочила полосу ткани, которую протянула ей Реза.
— Приложи к ране! — скомандовала она. — Рана скверная. Может быть, придется резать или жечь, но не здесь. Вдвоем мы его не унесем, но тут неподалеку комедианты устроили лагерь для своих стариков и больных. Может быть, там нам помогут.
Старуха так ловко перевязала рану, словно всю жизнь только этим и занималась.
— Постарайся его согреть! — сказала она, снова поднимаясь и забрасывая котомку на плечо. Потом показала на нож, который Реза уронила в траву. — А это держи при себе. Я постараюсь прийти раньше, чем волки. А если появится Белая Женщина, смотри, не дай ей взглянуть ему в лицо или окликнуть по имени.
И она исчезла так же внезапно, как появилась. А Реза опустилась на колени и, придерживая рукой пропитанную кровью повязку, стала прислушиваться к дыханию Мо.
— Слышишь? Ко мне вернулся голос! — шептала она ему. — Как будто он тут меня дожидался!
Но Мо не шевельнулся. И лицо у него было такое бледное, словно камни и трава выпили всю его кровь.
