— Как хочешь, — откликнулся Графит, исчезая внизу. — Только позови обязательно.
— Честное слово, — Серношерстка поглядела вслед гномам и покачала головой. — Надеюсь, они знают, что любят кобольды, — пробормотала она. И заступила на вахту.
К сожалению, она не заметила, что самый толстый из гномов, Галькобород, незаметно отделился от остальных и исчез за ветвями старой ели.
КРАПИВНИК, ОН ЖЕ ЗОЛОТОЙ
Гномы были правы.
Замок, неподалеку от которого приземлился Лунг, был мрачным местом и намного опаснее для дракона, чем для горных гномов. Гномы интересовали обитателя замка не более чем мухи или пауки. Зато дракона он поджидал уже сто пятьдесят лет.
Стены замка давно размыло дождем, башни обрушились, лестницы заросли чертополохом и терновником. Но это не смущало того, кто здесь жил. Панцирь надежно защищал его от дождя, ветра и холода. Крапивник, он же Золотой, сидел глубоко под землей во влажном сводчатом подвале и тосковал по тем прекрасным временам, когда в крыше замка еще не было дыр, а сам он выходил на охоту, гоняясь за единственной дичью, которая могла его порадовать — за драконами.
Панцирь Крапивника и сейчас сиял, как чистое золото. Когти его были острее осколков стекла, зубы остры, а сила — больше, чем у любого другого живого существа. Но он скучал. Скука томила его. Она доводила его до озверения, до бешенства, до того, что он становился кусачим, как цепная собака, и давно уже пожрал большинство своих слуг.
При нем оставался всего один — крошечное, тощее, как спица, существо по имени Мухоножка. День за днем он полировал панцирь Крапивника, стирал пыль с зубцов его гребня, чистил ему сверкающие зубы и точил когти. День за днем, с восхода до заката, проводил он за этим занятием, пока золотой дракон лежал в своем осыпающемся замке и ждал, чтобы один из его бесчисленных шпионов принес наконец долгожданную весть — весть о последних драконах, на которых он мог бы возобновить охоту.
В то утро, когда Лунг мирно спал между камнями всего в нескольких горных вершинах оттуда, к Крапивнику уже явились два шпиона — один из его воронов с севера и блуждающий огонек с юга. Но сообщить им было нечего. Решительно нечего. Они докладывали всякую ерунду: там один-два тролля, тут две-три феи, морская змея и гигантская птица — они видели все что угодно, но только не драконов. Ни единого дракона. Поэтому Крапивник сожрал их на завтрак, хотя знал, что от вороновых перьев у него заболит живот, непременно и омерзительно заболит.
Он был в отвратительном настроении, когда Мухоножка со своими тряпками и щетками склонился перед ним в поклоне. Крошка вскарабкался на огромное туловище Крапивника и принялся полировать золотую чешую, покрывавшую тело хозяина с головы до кончика хвоста.
— Осторожно, гомункулус безмозглый! — зашипел на него Крапивник. — Ой! Не наступай мне сегодня на живот, понял? Почему ты мне не сказал, чтобы я не ел эту мерзкую серную птицу?
— Вы бы меня не послушались, хозяин, — ответил Мухоножка и плеснул из зеленой бутылки в ведро с водой немного политуры для панциря, которую гномы готовили специально для его хозяина. Без нее чешую невозможно было начистить до такого зеркального блеска, чтобы видеть в ней собственное отражение.
— Верно, — рыкнул Крапивник.
Мухоножка смочил тряпку в растворе и принялся за работу. Не успел он почистить и трех пластинок, как его хозяин со стоном повалился на бок. Ведро Мухоножки опрокинулось и упало на пол.
— Кончай! — рявкнул Крапивник. — Обойдемся сегодня без полировки — у меня от нее еще больше живот болит. Лучше поточи-ка мне когти, ну, живее!
Ледяным выдохом он сдул Мухоножку со спины. Кроха полетел вниз головой на стертые камни мощеного пола. Он поднялся без единого звука, достал из-за пояса пилку и принялся затачивать черные когти. Крапивник недовольно наблюдал за его работой.
— Давай-ка расскажи что-нибудь! — прорычал он. — Расскажи мне о моих былых подвигах.
— Ох, опять, — пробормотал Мухоножка.
— Что ты сказал? — рыкнул Крапивник.
— Ничего-ничего, — поспешно ответил Мухоножка. — Уже начинаю, хозяин. Минуточку. Как там это было? Ах да! — крошка распрямился. — Холодной, темной зимней ночью тысяча четыреста двадцать третьего года…
— Тысяча четыреста двадцать четвертого! — рявкнул Крапивник. — Сколько раз тебе повторять, мозги твои птичьи? — в раздражении он махнул лапой в сторону человечка, но Мухоножка ловко увернулся.
— Холодной, темной лунной ночью тысяча четыреста двадцать четвертого года, — начал он снова, — великий алхимик Петрозий Белениус создал величайшее чудо, когда-либо виденное миром, могущественнейшее существо…
— Могущественнейшее и опаснейшее существо, — перебил его Крапивник. — Сосредоточься, пожалуйста. Не то я откушу твои паучьи ножки. Дальше.
— Могущественнейшее и опаснейшее существо, — покорно продолжал Мухоножка, — когда-либо ступавшее по земле. Он создал его из твари, имени которой не знает никто, из огня и воды, из золота и железа, из твердого камня и нежной росы с листьев фиалки. Затем силою молний он пробудил его к жизни и нарек своему творению имя Крапивник, — Мухоножка зевнул. — Простите, пожалуйста.
— Продолжай, — прорычал Крапивник и прикрыл красные глаза.
— Продолжаю, к вашим услугам, — Мухоножка зажал пилку под мышкой и перешел к следующей лапе. — В ту же ночь Петрозий создал еще двенадцать гомункулусов, человечков, последний из которых сидит сейчас здесь и подпиливает вам когти. Остальные…
— Пропусти это! — рыкнул Крапивник.
— Может быть, рассказать о конце Петрозия, нашего создателя, в вашей достопочтенной пасти?
— Нет, это не интересно. Расскажи об охоте, чистильщик панциря, о моей большой охоте.
Мухоножка вздохнул:
— Уже вскоре после своего создания великий, непобедимый, вечно сияющий Крапивник, по прозвищу Золотой, поставил себе задачу счистить всех других драконов с лица земли…
— Счистить? — Крапивник приоткрыл один глаз. — Счистить?! Это хорошо звучит, по-твоему?
— А раньше я употреблял какое-то другое слово, хозяин? — Мухоножка потер свой острый нос. — Я его, видимо, забыл. Ой, пилка сломалась.
— Поди возьми другую! — прорычал Крапивник. — Только поживее, а то я пошлю тебя навестить одиннадцать братцев у меня в желудке.
— Спасибо, не надо, — прошептал Мухоножка, быстро вскакивая.
Но в то мгновение, когда он хотел бежать за пилкой, в подземелье спустился по каменной лестнице большой ворон. Воронам Мухоножка не удивлялся. Черноперые были самыми усердными и верными шпионами Крапивника, хоть время от времени он и сжирал одного из них. Но на спине у ворона сидел горный гном. Эти обычно не решались сюда заглядывать. Даже политуру для панциря они не приносили сами, а передавали с кем-нибудь из воронов.
