Блокнот у Тома: строчки ползут у него перед глазами.
Следующим блокнот забирает Дон, и злость в его взгляде понемногу перерастает в смущение.
Мэлори чувствует: столь серьезную проблему голосованием не решить.
– Ты не можешь здесь оставаться, – говорит она, тыча пальцем в Гари. – Ты должен уйти.
– Мэлори, позволь ему объясниться, – не слишком убежденно просит Дон.
– Эй, ты что, свихнулся? – спрашивает Феликс.
Дон с блокнотом в руках поворачивается к Гари.
– Ты ведь понимаешь, как скверно это выглядит, да, Гари?
– Конечно, понимаю.
– Так это не твой почерк? Можешь доказать?
Гари достает ручку из портфеля и пишет в блокноте свое имя.
– Гари, мы должны поговорить всемером, – объявляет Том, мельком взглянув на написанное. – Хочешь – оставайся здесь. Из другой комнаты ты нас все равно услышишь.
– Ясно, – отзывается Гари. – Ты тут командир. Твое слово – закон.
Мэлори хочется его ударить.
– Ладно, что будем делать? – невозмутимо спрашивает Том у остальных.
– Гари должен уйти, – твердо заявляет Шерил.
Том устраивает голосование.
– Джулс?
– Том, ему нельзя здесь оставаться.
– Феликс?
– Я против Гари. Вообще-то я против того, чтобы выгонять по результатам голосования, но этого блокнота у Гари не должно было оказаться.
– Речь не о том, чтобы выпустить на улицу желающих, – напоминает Дон. – Мы выгоняем человека. Том, неужели тебе совесть позволит?
Том поворачивается к Олимпии.
– Что скажешь?
– Позволит, Том? – не унимается Дон.
– Дон, ты уже проголосовал.
– Нельзя выгонять человека на улицу.
Блокнот лежит на столе. Раскрытый. Строчки безупречно аккуратные.
– Дон, прости меня, – говорит Том.
Дон с надеждой поворачивается к Олимпии. Та молчит, хотя ее слово уже не важно. Воля большинства ясна.
Гари встает, убирает блокнот в портфель и делает шаг назад. Он поднимает подбородок и кивает, набрав в грудь побольше воздуха.
– Том! – зовет Гари. – Можно мне взять твой шлем? По-соседски прошу.
– Конечно, бери, – тихо отвечает Том, выходит из столовой, возвращается со шлемом и едой, вручает и то и другое Гари.
– Так он просто надевается, да? – спрашивает Гари, подтягивая ремешок на шлеме.
– Ужас какой! – причитает Олимпия.
Том помогает Гари надеть шлем и провожает до двери. Следом гуськом идут остальные обитатели дома.
– По-моему, все соседние дома свободны, – говорит Том. – По крайней мере, все осмотренные нами с Джулсом. Выбирай любой.
– Звучит ободряюще! – шутит Гари, нервно улыбаясь под повязкой.
Мэлори внимательно смотрит на Гари. Внутри у нее все кипит.
Вместе с другими она закрывает глаза, а когда открывает, слышит, как распахивается и захлопывается дверь. Мэлори разлепляет веки и не видит в прихожей Дона. Неужели он ушел вместе с Гари? Тут с кухни доносится шорох.
– Дон?
В ответ раздается ворчание. Да, это Дон.
Перед тем как распахнуть и захлопнуть дверь подвала, Дон что-то бормочет. Очередное оскорбление в адрес Мэлори.
Обитатели дома потихоньку разбредаются, и Мэлори осознает серьезность того, что они сотворили.
Кажется, Гари за каждым окном.
Его выставили из дома. Выгнали. Вышвырнули.
«Что хуже, – спрашивает себя Мэлори, – когда Гари в доме, где за ним можно следить, или когда на улице, где за ним не уследишь?»
Глава 38
«Это гари тебя преследует?»
Шум за спиной не стихает – далекий, но вполне различимый.
«Он хочет напугать тебя. Поэтому не нагоняет, а ведь давным-давно мог».
Гари.
«Четыре года прошло!»
Неужели он четыре года ждал, чтобы отомстить?
– Мама! – шепчет Мальчик.
– В чем дело?
Мэлори боится его ответа.
– Шум теперь ближе.
«Где был Гари четыре года? Следил за тобой. Караулил у дома. Наблюдал, как растут дети. Как мрачнеет и холодеет мир. Наблюдал, пока однажды не сгустился туман, в котором ты наивно решила спрятаться. Только Гари видел сквозь него. Он видел сквозь туман. Видел тебя, Мэлори. Видел все, что ты делаешь».
– Черт подери, быть такого не может! – кричит Мэлори. Шея затекла, но она поворачивает голову и кричит снова: – Оставь нас в покое!
Гребки уже не те, что утром. Не те, что в начале путешествия. Тогда у Мэлори были здоровые руки, сердце, полное энергии, и четыре года ожидания за плечами.
Тяготам и злоключениям вопреки, Мэлори отказывается верить, что их преследует Гари. Это было бы слишком. Человек, карауливший их четыре года. Не тварь, а человек.
«ЧЕЛОВЕК И ЕСТЬ ТВАРЬ, КОТОРОЙ СТРАШИТСЯ».
Фраза из блокнота Гари. Всего шесть слов. Эти слова не покидали Мэлори с той самой ночи, когда она прочла их в подвале. Разве это не так? Кого она боялась, слыша шорохи через усилители, которые добыли они с Виктором? Зверя? Тварь?
«Гари. Конечно, Гари».
Он мог легко проникнуть в дом. Мог сломать окно. Мог напасть на нее, когда она ходила к колодцу, Зачем же он ждал? Караулил, пугал, а удар нанести не решался.
«Он сумасшедший. Не в нынешнем, а в обычном понимании этого слова».
«ЧЕЛОВЕК И ЕСТЬ ТВАРЬ, КОТОРОЙ СТРАШИТСЯ»
– Мальчик, это человек?
– Не знаю, мама.
– Он гребет?
– Да, но не веслами, а руками.
– Спешит или мешкает? Расскажи мне обо всем, что слышишь.
«Кто тебя преследует?»
«Гари».
«Кто тебя преследует?»
«Гари».
«Кто тебя преследует?»
«Гари. Гари. Гари».
– По-моему, нас преследуют не на лодке, – вдруг говорит Мальчик. В голосе слышится гордость: слух не подвел-таки его.
– О чем это ты? Нас преследуют вплавь?
– Нет, мама, за нами не плывут, а идут.
Далеко позади раздаются звуки, каких Мэлори прежде не слышала. Они как гром, но необычный. Или как голоса птиц, которые, слетев с вершин деревьев, не воркуют, не поют, а кричат.
Гулкое эхо подхватывает звуки лишь раз, и Мэлори бьет озноб, причина которого не в октябрьской прохладе.
