К апрелю Группа арбитражных операций в Salomon спустила 200 миллионов долларов, что вызвало серьезные дискуссии о ее будущем. Ставис сказал Уэйллу, что ему следует приготовиться к новым убыткам. Это было не той новостью, которую хотел услышать Уэйлл, знавший, что Уолл-стрит сосредоточена на краткосрочных прибылях, и болезненно замкнувшийся на стоимости акций Travelers. Руководители Travelers приняли вполне логичное решение (каким-то образом ускользнувшее от внимания Меривезера) сократить масштабы операций. Единственной доброй вестью для Salomon было то, что намечающееся слияние Travelers с Citicorp делало вопрос о Группе арбитражных операций менее острым. Обсуждая возможность убытков по сделкам, Уэйлл любил говорить: «Хотел бы я быть настолько большим, чтобы все эти взрывы казались нам булавочными уколами». Как часть Citicorp, Уэйлл становился достаточно крупным. И все же один из руководителей Salomon прозондировал ситуацию и обратился в LT, чтобы выяснить, какой объем капитала использует хедж-фонд в своих операциях, и получил такой ответ: «Почти никакой». В Salomon, где арбитражные операции никогда не анализировали столь тщательно, занервничали. Было очевидно, что обе компании слишком сильно полагаются на заемные средства, но Salomon Barney Smith, по крайней мере, начала сокращать свою задолженность.
В мае, вопреки прогнозам, сделанным на основе имевшихся у LT моделей, арбитражные спреды снова стали расширяться. Специалисты, занимавшиеся арбитражными операциями по облигациям, несли убытки и начали цикл умеренных продаж, которые, однако, было трудно остановить… Компании вроде Salomon, чей капитал вследствие убытков сократился, теперь нарушали собственные рассчитанные на компьютерах нормы надлежащего соотношения капитала и активов. Таким образом, они продали чуть больше активов. «По мере того как люди ликвидировали свои позиции, волатильность нарастала, – вспоминал один из лондонских трейдеров Salomon. – И это заставляло все новых и новых людей ликвидировать позиции».
Пока все, что происходило, было всего лишь мелкими неприятностями, крупные судьба еще только готовила, и они оказались серьезнее, чем рассчитывал Уэйлл. Одна из них поразила рынок закладных недвижимости, который также охватил начавшийся в 1994 году в секторе облигаций шторм. Котировки ценных бумаг, обеспеченных залогами недвижимости, обвалились, побудив хедж-фонды избавляться от других рисковых позиций, вроде ценных бумаг стран с формирующимися рынками
[174]. Неожиданно оказалось, что в Азии не так уж и спокойно. В Индонезии, крупнейшем из азиатских «тигров», финансовая помощь со стороны МВФ столкнулась с препятствиями. Чуть позднее, в мае, уличные беспорядки заставили президента Сухарто, правившего Индонезией 32 года, уйти в отставку. Подлинными революционерами оказались валютные трейдеры, которые спровоцировали девальвацию рупии и продемонстрировали несостоятельность программы погрязшего в кумовстве коррумпированного диктатора.
Следующая цель спекулянтов была общеизвестна. Этой целью самым зловещим образом стала Россия. Сергей Дубинин, председатель Центрального банка России, заявил о надежности рубля. Полагая, что его слово станет решающим, он добавил: «Девальвации рубля не будет»
[175]. К концу мая Дубинин повысил процентные ставки втрое, пытаясь сдержать бегство капитала. Финансовая система России, и без того шаткая, теперь стояла на грани развала. Тем временем темпы роста экономики США замедлялись, что всегда было сигналом для «быков», игравших на повышение цен на облигации. Доходность по облигациям Казначейства США упала, в результате спреды между котировками этих и других видов облигаций начали расширяться. Тренд был противоположен тому, в расчете на который строилась стратегия LT, и фонд пережил самый скверный за свою историю месяц, понеся убытки в размере 6,7 % собственного капитала.
Хотя в Swiss Bank (после слияния с UBS он должен был стать крупнейшим инвестором LT) ничего не знали об этих убытках, там занервничали. Изучив гарантийный пакет, Тим Фредериксон, руководитель отдела ПФИ в Swiss Bank, позвонил Сицильяно и предупредил его: «Сделка нехороша». Главная проблема состояла в том, что инвестиции были не хеджированы. Таким образом, Swiss Bank совершенно не был защищен от снижения котировок LT. «В тот момент, – вспоминал Сицильяно, – ситуация напоминала доброкачественную опухоль. Пойди дела скверно, трудности возникли бы у нас, у них же никогда никаких проблем не возникало».
* * *
В июне Рон Таннебаум, трейдер UBS, «продавивший» гарантийную сделку, покинул банк. Его уход стал своего рода подстрочным примечанием к разворачивавшейся драме расширения спредов по кредитам. Они пугающе расширялись на всех рынках, где работала LT. Проблема была общей для ценных бумаг; это был отток кредитных средств, связанный с установлением рынками слишком низкой цены за риск. Инвесторы жаждали безопасности; теперь они готовы были платить любые деньги за облигации Казначейства США (это означало, что, избавляясь от более рисковых облигаций, инвесторы соглашались на меньшие доходы).
Джим Макенти, приятель Меривезера и партнер, полагавшийся на свое чутье, а не на компьютер, ощущал, что рыночные ветры меняются. Он неоднократно призывал своих партнеров уменьшить риски компании, но его предложения оставались без внимания как ненаучные бредни старомодного игрока. Перебравшись в Коннектикут, партнеры, более не нуждавшиеся в толпе на Уолл-стрит, еще сильнее изолировались от анекдотичных, но порой полезных сплетен, которыми обменивались друг с другом трейдеры. Партнеры сочли, что легко могут пренебречь тревожными призывами Макенти, тем более что сделки, заключенные самим Шейхом, приносили убытки. Однажды вечером испытывавший растущее разочарование Макенти встретился с Джеймсом Рикардсом, генеральным консультантом LT, в ресторане «Horseneck Tavern» в Гринвиче. Следующим утром Рикардс собирался отправиться в экспедицию на Аляску, где должен был совершить восхождение на гору Мак-кинли. «К моменту твоего возвращения мир станет совершенно другим», – мрачно предрек Макенти.
По всей Уолл-стрит собратья Макенти по ремеслу, трейдеры, теперь вовсю говорили о «побеге к качеству», то есть к облигациям Казначейства США. К середине июня доходность по казначейским облигациям с 30-летним сроком погашения упала до 5,58 %, что было минимальным значением доходности по этим ценным бумагам с того момента, когда правительство в 1977 году выпустило их в обращение. «Все работавшие на рынке облигаций Казначейства США боялись идти домой, если у них были короткие позиции по этим бумагам»
[176], – сказал в «The Wall Street Journal» Мэттью Алекси, аналитик Credit Suisse First Boston. Исключение составляли трейдеры LT, каждый вечер уходившие домой, имея короткие позиции по казначейским облигациям. Эти облигации были опорными, фонд продавал их, чтобы хеджировать имевшиеся у него более рисковые бумаги. Но когда котировки казначейских облигаций после спада пошли вверх, спреды между ними и другими облигациями расширились. Котировки обеспеченных закладными на недвижимость ценных бумаг, которые были на 96 базисных пунктов выше котировок казначейских облигаций, подскочили до 113 пунктов. Котировки корпоративных облигаций повысились с 99 до 105 пунктов, а котировки «мусорных» облигаций – с 224 до 266 пунктов. Даже казавшиеся надежными, внушавшие доверие казначейские облигации, не участвовавшие в общих гонках, выросли с 6 до 8 и более пунктов
[177]. На всех рынках премия, которую требовали за приобретение более рискованных облигаций, возросла. И LT несла убытки на всех рынках.
