Теперь инвесторы бежали не только с новых рынков, но и от инвестиционного риска, где бы он ни показался. Эта паника обнаружила, что азиатский кризис никогда не забудут полностью. Спреды по операциям обмена – основные показатели состояния кредитных рынков – расширились, как при опасной лихорадке. Британский банк Barclays приказал своим трейдерам сбросить короткие позиции по британским свопам и сделать это, даже если они, подобно трейдерам LT, считали свопы неоправданно большими. Решение Bаrclays выйти из операций по свопам лишь увеличило их значения
[194]. Но руководителям Barclays было наплевать на это. Наевшись риском досыта, банк хотел покинуть рынок свопов.
Ущерб, нанесенный кредитным рынкам, был гораздо большим. Цены на казначейские облигации стабилизировались и пошли вверх из-за паники: инвесторы покупали казначейские облигации, чтобы избавиться от менее надежных долговых обязательств. Несколькими месяцами ранее они не делали различий между рисками, теперь же это стало для них навязчивой идеей. Мир, прежде окрашенный в розовые цвета, внезапно погрузился во мрак. Радостные краски померкли из-за России, Японии и даже из-за скандала с Моникой Левински. На всех рынках спросом инвесторов пользовались только самые надежные облигации, которыми в США были казначейские облигации с 30-летним сроком погашения, а в Германии – федеральные с 10-летним сроком погашения. По всему миру люди покупали более надежные бумаги (они были менее доходными) и продавали более рискованные (они были доходнее). В результате спреды между парами таких облигаций становились все шире. Ежеминутно LT теряла миллионы.
* * *
В «золотую пятницу» конца августа офис LT в Гринвиче был пуст. Большинство старших партнеров находились в отпусках; утро было знойным, служащие двигались медленно. Джим Макенти, колоритный Шейх, чьими печальными предупреждениями пренебрегли, обдумывал ситуацию. Билл Краскер, создавший многие из используемых компанией моделей, с тревогой следил за развитием событий на рынках, перескакивая с одной интернет-страницы на другую. Краскер заходил на сайты правительств и компаний, работавших с ценными бумагами, которые были обеспечены залогами недвижимости, и компаний, занимавшихся международными кредитами, то есть обследовал всю кредитную вселенную. Увидев котировки спредов по американским свопам, он уставился в монитор, не веря своим глазам. Краскер знал, что за один биржевой день спреды по американским свопам могли измениться от силы на один пункт. Но в то утро спреды сошли с ума и изменения зашкаливали за 20 пунктов. Они остановились, поднявшись на 9 пунктов, до 76, тогда как в апреле были на уровне 48 пунктов. То же самое происходило в Великобритании, где спреды по свопам подскочили до 62 пунктов, что было пунктов на 12 выше июльских значений.
Краскер не мог поверить в происходящее. Он вызвал трейдера Мэтта Зеймса и специалиста по операциям с обратным приобретением Майка Рейсмана и возбужденно сообщил им новости. Один из служащих состроил гримасу и сказал: «Дерьмо дело». Трейдерам никогда еще не доводилось видеть такого скачка. Да, такое случалось в 1987 и в 1992 годах. Но модели, используемые в LT, не охватывали столь древние исторические периоды. Насколько знали в LT, это был тот самый случай, который происходит единственный раз в течение человеческой жизни, то есть практически невозможный случай
[195], – и как раз к нему компания не была готова. Один из аналитиков позвонил некоему трейдеру домой и сказал: «Попробуешь угадать, каковы спреды по свопам?» Когда аналитик назвал значения спредов, трейдер заорал: «Пошел ты к чертям! И никогда больше не звони мне домой!»
В ту пятницу LT несла убытки по всем операциям. Спреды по кредитам просто взорвались, по закладным подскочили до 121 пункта, хотя всего несколько недель назад равнялись 107, по высокодоходным облигациям с 269 пунктов поднялись до 276, а по «отыгранным» казначейским облигациям взвились с 8 базисных пунктов аж до 13! Хотя в абсолютных значениях эти подвижки могут показаться незначительными, их воздействие на LT было умножено огромным уровнем задолженности фонда и огромной величиной открытых им позиций.
Даже на изолированных, казалось бы, рынках LT несла убытки. Цены на более рисковые российские и бразильские облигации, которыми запаслась LT, рухнули, причем намного больше, чем цены на более надежные российские и бразильские облигации, – их LT продала, чтобы хеджировать ставки, и без того казавшиеся такими надежными. Собственно говоря, в тот день на рынке все шло не так. Когда-то LT сделала сомнительные инвестиции в Ciena, телекоммуникационную компанию, планировавшую слиться с Tellabs Inc., и продолжала держать акции Ciena Corporation даже после того, как их стоимость упала на 25 центов по сравнению с ценой покупки. В ту пятницу, 21 августа, слияние было отложено, и стоимость акций Ciena Corporation упала на 25,5 доллара, до 31,25 доллара за акцию. LT потеряла 150 миллионов долларов. Несколько лет назад Розенфелда предупреждали, что рисковый арбитраж подобен выхватыванию десятицентовых монеток из-под надвигающегося бульдозера. Наконец-то смысл этого предупреждения дошел до сознания Розенфелда.
Убытки подстерегали на каждом шагу. Они сыпались так стремительно и имели такой охват, были настолько неожиданны, что партнеры совершенно растерялись и внезапно утратили контроль над происходящим, словно боги науки были низложены и судьбами компаньонов взялась управлять какая-то невиданная дьявольская сила. Собравшаяся в Гринвиче основная группа обзванивала весь мир в попытках связаться с другими партнерами. Виктор Хагани был в Италии. Он спешно вернулся в Лондон. Эрик Розенфелд только что приехал в Солнечную долину, Айдахо, чтобы провести там две недели с семьей. С покрасневшими глазами он вернулся в Нью-Йорк. Меривезер находился в Китае. Звонок партнеров настиг его на обеде в Пекине, и он вылетел в США следующим же рейсом. Перед вылетом Джей-Эм позвонил домой Джону Корзайну, главному исполнительному директору Goldman Sachs, который был одним из основных деловых партнеров LT. «У нас серьезные потери, – сообщил Меривезер Корзайну, – но в принципе с нами все в порядке»
[196].
Однако все было далеко не в порядке. LT, чьи специалисты с такой математической достоверностью рассчитали крайнюю маловероятность убытков в размере свыше 35 миллионов долларов в день, в ту августовскую пятницу потеряла 553 миллиона долларов, или 15 % своего капитала. В начале года у компании было 4,67 миллиарда долларов. Внезапно ее капитал сократился до 2,9 миллиарда. С конца апреля компания лишилась более трети своего капитала.
Обеспокоенный столь серьезными убытками одного из основных своих клиентов, Майк Эликс, директор Bear Stearns, контролировавший кредитные риски, поспешно позвонил Роберту Шустаку, финансовому директору LT, и Шустак обстоятельно доложил о ликвидности LT. Эликса поразило спокойствие Шустака. Мысль об этом спокойствии и самообладании других партнеров LT будет потом часто посещать Эликса. «Эти люди, – думал он, – настоящие игроки в покер»
[197].
