Уже на следующий день после соглашения банков раздались шумные требования провести правительственное расследование деятельности как LT, так и хедж-фондов в целом
[271]. Словно чтобы подчеркнуть ущерб, причиняемый хедж-фондами, UBS смиренно объявил о полном списании своих инвестиций в LT. Те самые «стратегические отношения», которые, как надеялся Матис Кабиаллаветта, возродят UBS, обернулись для банка 700 миллионами долларов убытка.
Обозреватели бесстыдно злорадствовали в связи с падением высокой и могущественной LT со всеми ее сверхбогатыми трейдерами, эзотерической математикой и прославленными лауреатами. Лондонская «Financial Times» заметила: «Если Дэвид Маллинс способен получать удовольствие от урегулирования кризисов, он должен быть очень счастлив»
[272]. Общей и вполне понятной реакцией был ужас от того, что Федеральная резервная система пришла на выручку герою «Покера лжецов».
Меривезер испытывал ужас иного рода. То, что он делал после скандала в Salomon, было направлено, по крайней мере он к этому стремился, на восстановление его собственного доброго имени и карьеры. Теперь все разбилось вдребезги. Самый замкнутый на самого себя человек, Меривезер превратился в глазах общественности в символ высокомерия, алчности и спекулятивного безумия Уолл-стрит, возведенных в невообразимую, запредельно высокую степень. Он и его преданные арбитражеры оказались творцами эпохального краха, который создал угрозу всей системе. Тележурналисты с операторами осадили Гринвич, а вертолеты телекомпаний барражировали над некогда тихой штаб-квартирой LT. По крайней мере, Меривезер был избавлен даже от намека на личную непорядочность, но во всех прочих отношениях конец сентября стал для него кошмаром самого худшего свойства. Меривезер сохранил свое необычайное, сверхъестественное самообладание, хотя можно было догадаться, что оно лишь скрывало его личную трагедию. Единственное публичное выступление Меривезера уложилось в одно предложение: это была реплика, доведенная до общественности его агентом по связям со средствами массовой информации, которой Джей-Эм выразил вежливую благодарность консорциуму за капитал.
На самом деле создание консорциума ничего не гарантировало, поскольку банкам предстояло решить множество деликатных вопросов. Одна группа таких вопросов касалась Меривезера и его партнеров и степени жесткости того контроля, который собирались над ними осуществлять банки. Другие вопросы вращались вокруг сомнительных финансов LT: консорциум поставил условием сделки получение от многочисленных кредиторов LT отказов от претензий. Банки были просто убиты тем, что даже после массированного вливания нового капитала один-единственный дефолт мог вызвать цепную реакцию и положить фонду конец.
Кроме того, каждому из банков предстояло достаточно хорошо объяснить (и понять) ситуацию с фондом, чтобы убедить собственное правление в необходимости продолжения операции. А когда это произойдет, им потребуется договор. И все это должно было случиться до понедельника 28 сентября, который объявили днем завершения оформления сделки. До этого срока оставалось всего лишь пять дней. «Была безумная гонка, – рассказывал Том Белл, внешний юрисконсульт из юридической компании Simpson Thacher & Bartlett, – потому что никто не знал, завершим мы оформление соглашения или деньги закончатся прежде, чем наступит этот момент».
Естественно, что в качестве представителя консорциума подрядили обслуживавшую Merrill юридическую компанию Skadden, Arps. Merrill предложил сделать другим юрисконсультом Sullivan & Cromwell, занимавшуюся Goldman, но осмотрительный банк не хотел, чтобы его юристы работали на кого-то еще. Тем не менее Goldman настаивал на том, чтобы на переговорах присутствовал Джон Мид из Sullivan. Это придало происходящему любопытную динамику. Если Милмо, приятный в общении партнер Skadden, должен был выступать в интересах всего консорциума, Мид вел переговоры исключительно в интересах Goldman. У седеющего 46-летнего сутяги Мида был нежный овал лица и двойной подбородок. Эти свидетельствующие о добродушии черты скрывали крайне жесткий стиль ведения дел. С самого начала Мид проводил твердую линию, требуя от Милмо гарантий того, что условия договора как можно строже ограничат партнеров LT и оградят интересы консорциума во всех других отношениях. Это пошло банкам на пользу, так как партнеры надеялись по ходу переговоров отыграть то, что проиграли на рынке. Невероятно, но Меривезер и его «бойцы» уже планировали создание нового хедж-фонда. Этот план был единственной надеждой партнеров на воскрешение. В этом случае LT уходила в прошлое, как неудачная сделка.
Тем временем на торговой площадке фонда назревала буря. Персонал, который тоже лишался работы, очень быстро почувствовал разочарование, тревогу и горечь. Теперь, когда фонд рухнул, люди стали требовать объяснений, и упорное нежелание партнеров обсуждать будущее казалось служащим чрезмерной гордыней. Мэтт Зеймс, молодой трейдер, собиравшийся жениться и лишившийся своих капиталовложений, вломился к кабинет одного из партнеров. «Никто не отвечает на мои вопросы!» – кричал он. Другой служащий пришел в ярость, вычитав в газетах о значительных суммах, оставшихся у партнеров. Загнав Дэвида Модеста в угол, этот человек в гневе орал: «Так ты нам ничего не расскажешь?»
* * *
Юристы из Skadden начали переговоры в пятницу, за три дня до истечения намеченного срока. В зале заседаний совета Merrill Lynch собрались 70 адвокатов из разных банков. Юристы обнаружили, что соглашения, для обсуждения которого они, собственно, и съехались, не существует. Кроме того, отсутствовала общая точка зрения по очень многим вопросам. Пока юристы обменивались мнениями, рынки снова затрясло и капитал LT сократился до 400 миллионов, на 91 % по сравнению с положением на 1 января.
Записи, сделанные Мидом на заседании, показывают сильную обеспокоенность банков тем, что долги партнеров и LTCM поглотят средства, выделенные в качестве финансовой помощи: «LT нуждается примерно в 122 миллионах, чтобы погасить личные долги некоторых директоров и, наряду с прочим, кредит в размере 38 миллионов, полученный управляющей компанией от товарищества». Кроме того, заметил Мид, банки продолжали очень беспокоиться из-за инвестиций. J.P.Morgan хотел получить гарантии возврата своих инвестиций через три года. Chase настаивал на том, чтобы револьверный кредит в размере 500 миллионов был выплачен на следующий же день после создания синдиката. Bankers Trust и Deutsche Bank требовали предоставления себе мест в так называемом надзорном комитете, которому предстояло управлять фондом. Morgan Stanley и Goldman Sachs желали получить совокупное возмещение в том случае, если любому из банков будет предъявлен иск. И так далее. Для завершения подобного объема работы к понедельнику требовались невероятные усилия.
В записях Мида не говорится о том, что он один выдвигал требований и задавал вопросов больше, чем все остальные юристы, вместе взятые. Юрист Goldman настаивал на лишении Меривезера и его партнеров права повседневного управления, иммунитета от исков со стороны инвесторов и возложении на них полной материальной ответственности. Более того, по мнению Мида, банки, участвующие в синдикате, должны быть защищены от ответственности даже за возможные в будущем действия. Ликвидации прежних порядков и увольнения их носителей было недостаточно – Мид хотел выкатить гильотину.
