Профессора из LT размыли границы этого принципиально важного различия: они послали в мир своего математического Франкенштейна, словно их детище могло укротить стихию случайности, которая присуща самой жизни. Когда профессора заключали пари на ошеломляющие суммы, их не точили сомнения и не сдерживало чувство ответственности перед будущим.
Ирония заключалась в том, что профессора были убеждены: они пытаются деконструировать и, в конечном счете, минимизировать риск, а не спекулировать на способности взять над ним верх. В этом отношении LT не была уникальна. Собственно говоря, LT стала квинтэссенцией фондов конца ХХ столетия, экспериментом по подчинению рынков двум новым научным дисциплинам-близнецам: экономике финансов и программированию. Вера в то, что риски будущего можно просчитать на основе цен и колебаний прошлого, пронизывает буквально все инвестиционные банки и отделы операций с ценными бумагами. В этом и заключается коренная ошибка LT, и понесенные ею оглушительные убытки раскрыли порок, таящийся в самой сущности современной финансовой науки.
Не кто иной, как Merril Lynch заметил в своем отчете за 1998 год: «Merrill Lynch использует математические модели рисков в качестве вспомогательного инструмента оценки своей подверженности рыночным рискам». В предложении, указывающем на слабый проблеск появляющегося понимания опасностей, которыми чревато применение таких моделей, банк прибавил, что эти модели «могут создавать иллюзию большей безопасности, чем это оправданно; следовательно, опора на эти модели должна быть ограниченной»
[297]. Если Уолл-стрит суждено извлечь какой-то урок из падения LT, то этот урок должен быть именно таким. Когда в следующий раз очередной Мертон предложит элегантную модель управления рисками и предсказания шансов, когда появится новый компьютер – с совершенной памятью, вмещающий все прошлые и способный, как станут утверждать, вычислить будущие риски, – инвесторам надо бежать прочь (и бежать быстро) от этих наваждений.
Впрочем, на Уолл-стрит запоминают немногие уроки. В ноябре 1999 года компания JWM Partners (ее директорами были Меривезер, Хагани, Хилибранд, Лихи, Розенфелд и Арджун Кришнамахар) распространила проспект компании Relative Value Opportunity Fund II. Судя по циркуляру, инициаторы нового фонда намеревались поддерживать в своем детище заимствования на сравнительно скромном уровне 15:1, установить более жесткую дисциплину и использовать в компании систему управления риском, изобретенную для того, чтобы «поддерживать, насколько это практически возможно, такое состояние портфельной компании, при котором она гарантированно сумеет выдержать предельные нагрузки, подобные имевшим место в 1998 году». Кризис LT показал cомнительность защиты от будущих крахов, даваемую математическими системами, но для Меривезера успешный старт JWM стал новым поразительным возвращением в бизнес, а для Уолл-стрит – одним из событий, которыми она справедливо славится. В декабре 1999 года, через 15 месяцев после того как Меривезер потерял 4,5 миллиарда долларов в результате крушения эпического масштаба, способного, казалось, увлечь за LT всю Уолл-стрит, предприниматель мобилизовал 250 миллионов долларов. Большую часть этих средств предоставили бывшие инвесторы злополучной LT. Меривезер опять всплыл и набирал обороты.
