— Ты чем сейчас занята? — спросил он, окончив чтение и критику.
— Материал о торговцах наркотиками собираю. Борьба с героином в Подмосковье.
— Дожили. Разбогатели, ишь ты! — Кравченко покачал головой. — К элитным наркотикам уже хваталки свои немытые потянули. Конопли, что ль, с ридной Украины мало стало? Сережка тебе помогает, а?
— Он Петрову переводчиком служит. Там африканцы на подозрении.
— А я, к твоему сведению, на этой неделе свободен как птица. Мое Чучело (так Кравченко именовал своего работодателя Чугунова) в Сочи подалось. Приедет только в следующем месяце. Ну, конечно, в офисе делишки кой-какие набегут, но это мелочи. Вполне могу послать на… ну, в общем, далеко послать. Может, на дачу к твоим махнем? К отцам фамилии?
— Может быть, в выходные.
— Слушай, а возьми недельку за свой счет, а? Поедем куда-нибудь на Оку. Или на Клязьму. Там домов отдыха до черта. Устроиться можно очень даже просто.
— Нет, Вадь. — Катя вздохнула и села на подлокотник кресла. — Не получится. У нас все в отпусках. Меня никто не отпустит, да и…
— Что?
— Я сейчас, даже если бы меня в отпуск силой выгоняли, не ушла бы. Там дело какое-то… Колосов занят сейчас…
При упоминании фамилии начальника отдела убийств лицо Кравченко выразило спесивое раздражение. Он так весь и надулся — Кате захотелось поступить с ним так, как поступают с воздушным шариком, когда в руке зажата булавка.
— Ясно-понятно, — он передернул плечами.
— Ничего тебе не понятно. Там убийство. Все о маньяке шепчутся. Говорят: новый Удав.
— Детей бьет?
— Точно не знаю, но похоже.
— Девочек? Мальчиков?
— Не знаю. Но узнаю непременно.
— Слушай, я давно хочу поинтересоваться, — он снова зашуршал страницами журнала. — А чего ты никогда об этаких событиях не пишешь?
— Каких — этаких?
— Ну, модных: мафия, разборки крутые, золото партии, коррупция. У вас вон в области сколько случаев было, когда разных чинуш на тот свет отправляли на заказ: главу администрации,, мэра какого-то. А ты об этом ни полстрочки в прессе.
— Ты хочешь, чтобы я писала о золоте партии? О коррупции?
— Не-а, — он ухмыльнулся.
— То-то. Тухлая тема, Вадечка. Сплошной сероводород. И вообще, — Катя тряхнула волосами, — я твердо уверена, что самые жуткие, самые запутанные преступления совершаются именно в низах, именно в провинции. В самом банальном на первый взгляд деле можно иногда отыскать такое! Смело можно сюжетом брать для классической трагедии. А золото партии и мафия — это для подготовишек, милостыня на нищету воображения.
— Ишь, расхвасталась, талантливая ты наша, — он сгреб ее в охапку. — Задаетесь, мисс. Пора наказывать. Розги уже приготовлены. Вот этим сейчас и займемся. До четырех.
Без четверти четыре они приехали в Колокольный переулок. Катя всю дорогу тихо таяла и беспрерывно пила воду из жестяной банки. Разнежившийся Вадька шепнул ей там, в полумраке задернутых от солнца штор: «На черта нам этот музей сдался, а?» Тогда она велела ему одеваться. А теперь после сорокаминутной езды на троллейбусе по раскаленной Москве ее посетили глубокие сомнения: и действительно, на черта?
На тротуаре их, однако, ждал Сергей Мещерский. Рядом с ним стоял молодой мужчина, державший за руку ребенка лет пяти. Катя помахала им рукой.
— Добрый день, вот и мы.
Кравченко уже обнимался с мужчиной:
— Витька, орел, ну-ка дай на тебя взглянуть! Вот, Катя, познакомься, наш с Серегой однокурсник по незабвенной Лумумбе — Виктор Павлов.
Катя протянула руку Павлову. Он был среднего роста, спортивный. Лицо — ничего особенного, обыкновенное: серые глаза, задумчивые и внимательные, брови упрямые, пепельные волосы коротко, по-модному острижены.
Ребенок заинтересовал ее больше. Он задрал черноволосую головку и разглядывал галдящих взрослых со сосредоточенной важностью. Это был мальчик, очаровательный «монгольчик»: глазки — черные щелочки, щечки — пухлые и румяные, как яблочки. И весь он был такой упитанный, кругленький — настоящий бутуз с картинки.
Катя присела.
— Привет, давай знакомиться.
Мальчик тут же доверчиво протянул ей руку — маленькую, смуглую, всю в ямочках. Она осторожно пожала пальчики.
— Меня Катя зовут, а тебя?
Малыш молча смотрел на нее.
— А нас зовут Чен Э, император Поднебесной, — Павлов наклонился над ними. — Мы рады познакомиться с такой милой девушкой, правда, — и он весело подмигнул Кате. Потом, когда она выпрямилась, он шепнул ей: — Он не может вам ответить. Он глухонемой от рождения. У нас с ним свой язык.
Катя тревожно взглянула на малыша, но тут он улыбнулся ей так весело, так хитро сверкнули его тлазки-щелочки, что ее печаль улетучилась сама собой.
— Ну, Чен Э, давай ручку. Пойдем смотреть разные интересные вещи.
Мещерский, Кравченко и Павлов оживленно беседовали и отстали. Катя с трудом открыла массивную дубовую дверь, возле которой на стене на черной зеркальной вывеске красовалась надпись: «Музей антропологии, палеонтологии и первобытной культуры при НИИ изучения человека», и они с Чен Э вошли в просторный прохладный вестибюль. После жгучего солнца здешний сумрак показался Кате раем.
— Вы к кому, девушка? — окликнула ее толстая вахтерша в красной косынке. — Музей закрыт.
— Мы к Нинель Григорьевне, — ответил вошедший Мещерский. — Она нас ждет.
— Вот телефон, звоните 2-40, — буркнула вахтерша. — Спустятся — проведут, а так не пущу.
Телефон, однако, не отвечал. Вахтерша сурово поглядывала на незваных гостей. Тут вошли Павлов и Кравченко.
— Почему стоим? — удивился Павлов. — Тетя Маша, «но пасаран», да?
— Пасаран не пасаран, а не положено. Пусть их те, к кому идут, встретят.
— Да они ж со мной!
— А ты сам тут седьмая вода на киселе.
С Павловым вахтерша говорила ворчливо, но добродушно. Было видно, что человек он здесь — свой.
— Вы подождите минутку, я наверх слетаю. Сейчас приведу кого-нибудь, — Павлов двинулся к лестнице.
Увидя, что он уходит, Чен Э отпустил Катину руку и заковылял следом. «Настоящий колобок из анекдота, тот, что сидел со мной на сочинском пляже, — подумала Катя умиленно. — Вадька-то провидец». Павлов присел на корточки, его пальцы быстро замелькали: азбука глухонемых. Но малыш понял все преотлично — повернул назад, но по дороге замер в восхищении перед одной из фресок, украшавших стены музея, изображавшей охоту на пещерного медведя.
В ожидании «конвоя» Катя вместе с мальчиком путешествовала по вестибюлю, разглядывала росписи: «Добывание огня», «Совет племени» — полулюди-полуобезьяны ссорились на Скале Совета. Чен Э испугало изображение зубастого ящера посреди папоротников и хвощей.
