— И ты, такой взрослый, такой самостоятельный парень, веришь в эти сказки?
— А это не сказки. — Мальчишка вздохнул. — Это вы, большие, ни во что не верите, а зря, между прочим… И Акела так говорит.
— Кещ, прости меня, но это несерьезно.
— Вы спросили — я ответил, как в первом классе у доски.
Катя видела: он уходит в себя, как черепаха в свой панцирь. Ему становится скучно, когда ему не верят.
— Когда же ты последний раз видел Стасика?
— Да он у меня жил.
— Жил? Когда?
— Ну тогда… его мать из дома выгнала. Ну, куда Зеленому? Только к дяде Кеше. Жил он у меня, спал вот здесь на диване.
— А почему тогда в пятницу он от тебя ушел?
— Потому… А вы откуда знаете?
— Знаю вот. По телевизору передали.
— Правда?
— Угу. — Катя тоже ухнула совой: с этими малолетками быстро выучишься. — Ну так почему он от тебя вдруг ушел?
— Так. Захотел и ушел.
—' Кеша, это очень важно. Почему?
— Я сказал — так.
— Вы поссорились?
— Нет.
— Тогда почему? Мальчишка умолк.
— Твой брат Чиль домой вернулся, да? Поэтому Стасик ушел? — осторожно спросила Ира.
— Нет…
— Он ведь вернулся тогда, Кеша.
— Нет!
— Мотоцикл у твоего брата черно-красный, «Ямаха»? — уточнила Катя.
— Отпадный мотор, да?
— Отпадный. А с учительницей Стасика, случаем, твой брат не дружит?
— Он мне о своих любовницах не докладывает.
— Что ж, его право. Ты ему, я понимаю, тоже?
— Естественно, — мальчишка улыбнулся.
— Кеш, а где твои родители? — спросила Ира.
— На полярной станции в Арктике. Они метеорологи. Я тоже на полюс поеду, когда со школой развяжусь.
— Как Конюхов, да? — Катя тут же вспомнила Мещерского. — Ну, а вот Стасик, каким он был? Расскажи нам, пожалуйста. Куда он хотел уехать? Что его интересовало?
Жук опустил вихрастую голову.
— Да мотор хотел научиться водить. У него ж братан сел, знаете небось? Тоже на мотор копили, а потом… — буркнул он. — Ну, мой-то ему дал однажды порулить, так его сразу зациклило на этом. Зеленый ведь. И в стаю он рвался, только…
— Что только?
— Так, ничего, — Жук отвернулся к окну.
Ира встала с дивана: финита ля комедия. Больше ничего путного тут не узнаешь — можно сматывать удочки.
— Значит, по твоему убеждению, Стасика Крюгер убил, — сказала она. — Вы этот ужастик здесь вместе смотрели?
— Вместе.
— А когда?
— В пятницу.
— И потом он ушел?
— Угу.
— И почему он так поступил, ты нам не скажешь?
— Я же сказал — так!
— Ну ладно. Спасибо, Иннокентий-Кеша. Ты нам очень помог.
— Правда?
Ира и Катя едва не сказали в один голос «угу» и не рассмеялись самым бессердечным образом, но вовремя сдержались.
Жук проводил их до двери.
— Послушай, если все же вспомнишь что-нибудь, позвони вот по этим телефонам. Это мне в Москву, а это — в милицию, Сергеева спросишь, — сказала Катя. — Это тот самый рейнджер с пистолетами. Ну, вылитый Чак Норрис.
— Ладно, может, и позвоню.
— И любовнице своей передай — такой яркой помадой в ее возрасте пользоваться не стильно. Это для старых и некрасивых.
— Ладно. Может, и передам.
— И еще, — Катя улыбнулась. — Скажи своему брату, ну когда увидишь его, что девушка вот по этому телефону ждет его звонка, хочет, мол, познакомиться и прокатиться на его «Ямахе».
Мальчишка взглянул на листок с телефоном, затем на Катю и ухмыльнулся от уха до уха.
— Ты, что ли?
— Я.
— А ты ничего.
— Я знаю. Ну, передашь своему Чилю?
— Передам. — Он открыл дверь и на прощание отпустил неожиданное: — Было приятно познакомиться.
— Нам тоже, Кеша, — заверила его Катя.
— Ну и детки пошли, господи ты боже мой! — ахала Ира на пути к отделу. — Хоть стой, хоть падай. Ну и пацан! Шкет — от земли не видать, а разговаривать с собой заставляет, как с дядей сорока лет.
—т Акселерат, — Катя качала головой. — Отстали мы с тобой, подружка, от жизни, а она семимильными шагами все вперед и вперед… Слушай, а насчет Крюгера он сочиняет? Как на твой взгляд? Есть в этом что-то?
— Лапша, — коротко ответила Гречко. — Результат видика и «Денди».
— Ты уверена?
— Абсолютно. В этом возрасте как нельзя сильны фантазии и слепая жажда чудес: как злых, так и добрых. И смерть воспринимается как игра, если вообще воспринимается. По Жукову этому — я вообще в этом сомневаюсь.
Катя тяжко вздохнула: акселерат. Что тут скажешь?
Вздыхала она и сейчас, лежа в теплой ванне, вспоминая все это приключение: эх, детки-детки, что же с вами происходит? Как вы меняетесь с каждым годом, с каждым часом…
Она погрузилась в воду, закрыла глаза, готовясь и дальше размышлять на тему подрастающего поколения, но тут в прихожей резко и коротко звякнул звонок.
Кого-то принесло в самое неподходящее время.
Глава 15
КОЛОСОВ ИДЕТ В ГОСТИ
Катя не придумала ничего лучшего, как, выскочив из ванны, обмотаться махровым полотенцем: Вадя — не кисейная барышня, для него такое неглиже в самый раз. В том, что это трезвонит действительно Кравченко, она была уверена на девяносто восемь процентов. Два процента, правда, оставались под хоть и неожиданное, но вполне возможное появление Мещерского. У Сереженьки, когда он принимал для храбрости, бывали приливы нежных чувств, и тогда он, несмотря на всю свою врожденную сдержанность и рыцарскую дружбу с Кравченко, осмеливался заикаться о том, как он хорошо, ну просто очень хорошо относится к Кате. Неглиже скромнягу-князя, естественно, привело бы в смущение, но Катя за долгие годы ее знакомства с Мещерским умела мастерски выключать ток, если того требовали обстоятельства. Выходить за границы платонических отношений с милейшим Сереженькой ей пока не хотелось.
— Сейчас открою, — она повернула ручку замка, поймала на лету концы распахнувшегося полотенца и…
На пороге стоял Никита. Грозный начальник отдела убийств собственной персоной.
— Ой!
Он смотрел на нее и внезапно и неудержимо начал заливаться краской. Румянец был совершенно юношеским. Так краснеют пятнадцатилетние мальчики, когда на своей первой дискотеке прижимают в уголке свою первую девочку.
