Катя только вздохнула и подумала про себя: «Акселераты — они сейчас не только на язык бойкие».
— Говорят, те, у кого нет своих детей, никогда не поймут чужих, — заметила она. — У меня нет вот, а у тебя есть дети?
Колосов улыбнулся.
— По всем официальным данным, вроде нет, а там… ну, ведь никогда нельзя быть уверенным до конца в столь деликатном вопросе.
Катя старательно изучала кружевной узор на скатерти. Нет, дружочек, здесь ты совсем иной, совсем…
— Словом, творится там что-то у Сашки под самым носом, — продолжал Никита. — Стая, байкеры. Свободный Народ. По «Маугли» это вроде волки, да? Волки и волчата. Еще зоосад, мало мне одного! А Сергеев мне, между прочим, только о задержанном доложил, об этом Синеухове. А про остальное промолчал.
— А про остальное он сам пока еще не знает. Мы к этому мальчишке с Ирой Гречко ходили.
— Знаю ее, хороший следователь.
— Она моя лучшая подруга, — похвасталась Катя. Никита снова одобрительно кивнул и аппетитно захрустел поджаренным гренком.
— Слушай, а чегой-то я один наворачиваю? Ты чего не ешь? — спросил он.
— А я, Никита, сейчас мясо не ем.
— Диета?
— Ну, вроде того. Пост.
— Тебе не надо худеть. Она улыбнулась.
— Да ты меня слушай, чудачка. — Его глаза скользили по ее лицу. — Раз я сказал, не надо, значит, так оно и есть. У меня глаз — алмаз.
Катя встала, направилась к плите. «Что-то, мсье Колосов, слишком вы оживились. Прямо совсем другой человек. В кабинете служебном словно бука; а тут… Интересно, это на него мой выход из ванны так подействовал?» — подумала она и сказала:
— Я вместо мяса крабовые палочки ем. Никита поморщился.
— Жабьи лапки. И охота тебе? Я под дулом автомата не стану. Ну ладно. Спасибо за ужин. — Он отодвинул тарелку. — За Каменск тоже тебе спасибо. Только без меня, прошу, не пиши ничего пока. Там все дела еще впереди, чувствую. А теперь… Я, собственно, Катюша, ехал за другим. Мне с тобой посоветоваться надо.
— Со мной? О чем?
— Ну, не посоветоваться, а… словом, я тебе кое-что расскажу, а ты скажешь, что ты обо всем этом думаешь. Идет?
Катя пожирала его глазами. Она слушала, затаив дыхание, вся светясь от гордости, — наконец-то этот задавала, этой надменный «профи» сам пришел к ней и сам делится информацией. Сам! Дождалась-таки!
Колосов поведал ей все об убийстве Калязиной, об изъятом с места происшествия следе, о посещении зообазы и музея.
Об обезьянах он рассказывал каким-то извиняющимся тоном: мол, видел вот, а что видел, и сам толком не пойму. Сведения о разбитых неандертальских черепах Катя восприняла с замиранием сердца, а когда Колосов дошел до результатов осмотра тела Калязиной и выводах патологоанатома, побледнела.
— Из нее мозг извлекли?! Боже… Боже ты мой… Когда Никита умолк, она долго тоже молчала, удивленная, встревоженная, окончательно сбитая с толку.
— И вот, Кать, понимаешь, когда совершилось это убийство, я ехал туда уже полностью уверенный — ну серийник, ну шизоид, ну геронтофил — пусть. Это все уже было. Были кой-какие аналоги, наработки, методы поиска, наконец. А тут — эта база и эта обезьяна в клетке с перемазанными грязью лапами и — бац! — словно вспышка была передо мной, словно шаровая молния шарахнула. Что-то мелькнуло, а что? Но теперь думать ни о чем другом не могу. А если уж честно — даже ума не приложу, с какого боку и как тут теперь подойти. В целом весь поиск у нас сейчас ориентирован именно на геронтофила — то есть типа с отклонениями насчет стариков. В этом у нас все уверены, все… кроме меня.
— А что, Соловьев тогда не обратил внимания на этого Хамфри? — спросила Катя.
— Нет, все очень быстро произошло. А говорить ему я пока не хочу, и другим тоже. А то, если что, ку-ку скажут, Никита, на покой пора по состоянию здоровья, заработался, — Колосов тяжко вздохнул. — Но это как вспышка! И она меня ослепила.
Вот живешь-живешь, обеими ногами, кажется, накрепко стоишь на земле, сказками считаешь все непонятное, и вдруг — бац! — и ты дурак дураком, и вся твоя реальность летит к чертям собачьим. И думаешь: вот, не верил, а зря…
Между прочим, то же самое нам с Ирой тот мальчишка сказал, Кеша. Так их какой-то Акела учит, вожак Свободного Народа. Хотела бы я с ним познакомиться. — Катя прошлась по кухне. — Но подожди, не горячись. Давай-ка все по порядку. Я сама ничего не понимаю, — призналась она. — Не понимаю, но боюсь отчего-то. Что-то здесь такое… такое… Единственно, что мне стало ясно, — это только середина истории. Так?
Никита кивнул.
— Ладно, к началу мы еще вернемся. Надеюсь, ты мне расскажешь все, — Катя нахмурила брови. — А теперь давай поговорим об этой твоей вспышке. Будет, думаю, удобнее так: я начну задавать вопросы, а ты отвечать, какими бы нелепыми они ни показались.
Колосов откинулся на спинку стула. Его правая рука, все еще забинтованная, сжалась в кулак.
— Начнем с убойного вопроса: ты думаешь, что эту старуху убил этот самый самец шимпанзе? — спросила Катя, тон ее был серьезен, ни малейшей иронии. — Да или нет?
— Не уверен. Но в глубине души постоянно к этому возвращаюсь.
— Честный ответ. Ты подозреваешь, что он или какая-то другая обезьяна как-то вырвалась из клетки, убежала в лес и набросилась на прохожую?
— Я и об этом думаю.
— А чем убили Калягину?
— Камнем. Его нашли в луже, неподалеку от тела.
— А разве шимпанзе дерутся камнями? Разве они вообще дерутся? Я что-то не слыхала, — Катя передернула плечами. — Я в зоологии не сильна, но, по-моему, они мирные вегетарианцы. Их вон в цирках держат, дрессируют. И Хамфри, ты говорил, цирковой.
— Был. Но его отчего-то оттуда убрали. И он агрессивен. Это доказано: его реакция на меня, его нападение на Калягину зимой, тот укус — словно овчарка впилась. Да ты его клыков не видела!
— И все же, Никит, это невероятно. — Катя облокотилась на стол. — Вообще ты интересно мыслишь. В детективах описаны случаи совершения убийств человекообразной обезьяной. У Эдгара По, например. Но там сыщик приходит к этому выводу, перебрав великое множество версий, так сказать, вполне человеческих, где преступник реален, обычен. И только потом уже, отвергнув их все, предполагает виновником убийства орангутанга. А ты сразу берешь за основу самую фантастическую версию!
— Я, Кать, все понимаю, но и ты пойми меня: если бы ты его только видела в тот момент!
— Я вообще-то обезьян не переношу, — Катя поморщилась. — Они так уродливы и так на нас похожи. Как злая карикатура. Мне больно думать, что мы от них произошли. Но получается, что… «не на профессора, а на обезьяну бросился Рой», — процитировала она зловеще. — Это «Человек на четвереньках» Конан Дойла. Там один ученый хотел омолодиться и вводил себе какую-то сыворотку из макаки. Ну и превращался в какое-то страшилище, а овчарка Рой его чуть не загрызла. Может, и они там на базе опыты какие-нибудь проводят на обезьянах?
