— Может, — Колосов хмурился. — Наверняка проводят, сами же говорили. И все как-то здесь слишком связано. И все к этой базе, к этому институту… Опыты не опыты, а что-то там происходит. Странное.
— Ну хорошо, а как же привязать сюда те ископаемые черепа, что ты видел в музее? Этот Ольгин. — Катя запнулась, она пока не хотела говорить, что уже успела побывать там и даже познакомиться и с Ольгиным, и с хранительницей коллекции Балашовой. — Он сказал, что неандертальцы были каннибалами? Мозги своих сородичей ели?
— Да.
— Ужас какой! Неандертальцы — это ведь древние люди?
— Не знаю я, Кать. Ничего я не знаю про них. То, что в школе учили, давно забыл. Не силен я в каменных веках, но чувствую, повторять придется.
— Ну и как же все-таки связать вместе этот след, подозреваемого — шимпанзе и повреждения черепа Калязиной, которые, как ты говоришь, похожи на повреждения ископаемых черепов? — спросила Катя тихо.
Никита пожал плечами и усмехнулся безнадежно:
— Я и не только это не знаю, как увязать. Я и начало всей этой истории не знаю теперь, как оценивать.
— Давай-ка рассказывай, — велела Катя и включила электрочайник. — У меня даже в горле пересохло от твоих историй. Ужас какой-то!
— Вот, а ты статьи свои сочиняешь и романы. — Он смотрел на нее печально. — Жизнь, она хлеще всякого романа. Так и бьет, так и лупит… Ну ладно. Началась вся эта история семнадцатого апреля. Утром шли на станцию жители поселочка Ильинское — это, если знаешь, недалеко от Жуковского.
— Еще бы не знать! Там дачи отличные! Ну и что?
— Шли себе, шли и наткнулись на труп гражданки Захаровой Надежды Павловны, семидесяти трех лет. Прежде она на разъезде была станционной рабочей, затем вышла на пенсию. Жила в Ильинском. Домишко свой дачникам сдавала, коз держала, кур. Как сказал эксперт, умерла она между семью и восемью часами утра. Когда на нее наткнулись — тело еще теплым было. Напали на нее недалеко от платформы — она то ли в Жуковский, то ли в Люберцы зачем-то собиралась ехать. Кто-то подкрался к ней сзади, сбил с ног и размозжил голову. Я сам туда выезжал. В общем, зрелище жуткое: вместо головы — одна кровавая лепешка. Одежда — пальто, платье, кофта — порвана, перепачкана грязью. Однако ничего не украдено. Деньги, крестик серебряный, сберкнижка — она все свое с собой носила… Орудия преступления мы тогда не нашли. Но предполагали, что это либо кирпич, либо увесистый камень. А следы там, к сожалению, все затоптали еще до прибытия опер группы. Там словно стадо слонов прошлось: электрички прибывали, ну, все любопытные сразу туда — кого убили и все в этом роде.
Была там одна неувязка: старушка шла на станцию тем же путем, каким всегда ходила. Мы это выяснили: по своей улице, а затем поворот на дорожку за гаражами. Там на нее и напали, однако затем… Место там глухое, тихий закоулок, казалось бы — чего ему лучше, чем там с ней забавляться? Так нет. Оглушив ее, нападавший почему-то оттащил ее ближе к станции и там уже бил ее по голове до тех пор, пока не вколотил все кости в грязь. И там, где он это делал, — место открытое, народ то и дело может с электрички пойти, так что у него и было-то в запасе всего минут семь, не больше. Захарову не изнасиловали, хотя одежду порвали весьма жестоко. Жестоко и как-то хаотично: рукав пальто оторван, пола, часть воротника в клочья — в общем, сила должна быть приличная, чтобы тряпки эти вот так располосовать.
Катя сидела не дыша. Колосов посмотрел в свою чашку и продолжал:
— Второй случай произошел двадцать девятого мая в поселочке Брянцево.
— Брянцево? Так это же от Новоспасского в двух шагах. Там по шоссе и… — прошептала Катя.
— Именно. В общем, все это примерно в одном районе происходит. Территории разными ОВД обслуживаются, но район-то один — в радиусе нескольких километров, если считать от…
— От базы, да? — спросила Катя тревожно. Никита снова тяжко вздохнул.
— Во второй раз жертвой тоже стала пожилая женщина: Гликовская Антонина Сергеевна, член Союза художников. График она в прошлом была, книжки оформляла. Но потом, естественно, на пенсии.
— А ей сколько лет было?
— Семьдесят пять.
— Господи!
— Да… Господи-господи, — Никита постукивал забинтованным кулаком по столу. — На эту напали тоже утром, примерно в половине восьмого. И тоже неподалеку от станции. Там лесной массив, и она через него шла к себе на дачу. Они со стариком мужем круглый год на даче жили. Их сын часто навещал, продукты привозил. А тут он улетал в командировку в Эмираты, ну, старушка, естественно, его в дорогу собирала. Вечер в Москве провела, а рано утром собралась на дачу к мужу.
Ее тоже сбили с ног, оглушили, затем выволокли на посыпанную гравием дорожку — там место солнечное, открытое — и нанесли около восемнадцати ударов камнем по голове. Камень мы тогда нашли в пяти метрах от тела. Его под куст бросили. Ребристый, увесистый булыжник. Похожий был изъят и с места убийства Калязиной. И еще одна деталь. На гравии следов, естественно, не осталось, на траве вокруг тоже. Но была там метрах в десяти от тела канава с водой. Так вот, на ее кромке мы кое-что обнаружили.
— Что? — Катя поежилась. Ей снова захотелось что-нибудь на себя накинуть.
— Обнаружили мы смазанный, сильно деформированный след босой ступни, Эксперт сказал мне тогда: тот, кто его оставил, видимо, поскользнулся на глине.
Катя молчала.
— Гликовскую тоже не ограбили, а было что взять. Накануне она в Москве на себя и на мужа пенсию получила, да сын еще подбросил деньжат. Везла она в сумке около полутора миллионов. Так вот. Сумочку с деньгами отбросили словно бы за ненадобностью. Одежду варварски разодрали — платье треснуло снизу доверху. Однако полового контакта нападавшего с жертвой зафиксировано не было.
— Что ж это он два раза, в двух разных местах и оступился? Поскользнулся? — Катя кусала губы. — И почему он босой? В мае земля ведь еще холодная, или он…
Она подняла глаза и встретилась со взглядом Никиты.
— Нет, глупости это все! Да быть этого не может! Ну, подумай сам, как шимпанзе, вырвавшись с этой базы, мог отмахать тридцать километров в Ильинское?! Да его б сразу заметили — переполоху было бы! И потом, это ведь в апреле случилось. Тогда снег еще лежит в Подмосковье! Обезьяны теплолюбивые, они же холодов не переносят, — говорила она быстро, словно отбиваясь от каких-то возражений, хотя ей никто не возражал. — И вообще это невозможно! Этих шимпанзе когда на базу привозят?
— В апреле, я узнавал.
— В апреле? — Катя поперхнулась. — Нет, чушь, чушь все это! Наваждение какое-то. Надо отвлечься от этих приматов и взглянуть на дело с другой стороны.
— И с какой же? — Никита усмехнулся.
— С человеческой, вот с какой! — выпалила Катя.
— Так мы этим и занимаемся, только этим одним. Остальное — это мой личный бред, — он вздохнул. — Но занятно, правда? Интригует, а?
