— Вон Юзбашев, — указал глазами Свидерко. — В сапогах с ведром.
Никита наблюдал за высоким стройным брюнетом в синем рабочем халате, неторопливо шествующим к трейлеру на колесах с надписью на дверях: «Осторожно, посторонним вход запрещен».
— Пошли, — сказал Колосов, поворачиваясь к нему спиной.
— Как? Ты же обещал…
— На это у меня подчиненные имеются, — Никита кивнул на входивших в цирковые ворота Коваленко и двух сыщиков своего отдела. — Я с ним в кабинете встречусь. Там мы и потолкуем. А то тут соблазнов много.
— Ишь ты, тактик. Какие тут тебе соблазны?
— Цирковые, — Никита улыбнулся, и они неторопливо пошли к машинам, оставленным с внешней стороны ограды.
Юзбашева привезли в управление в половине восьмого вечера. Никита действительно встретился с ним в кабинете.
Юзбашев не казался ни встревоженным, ни испуганным. В темных глазах его сквозило только недоумение. Без замызганного халата он выглядел вполне приличным молодым человеком — вельветовые джинсы, маечка «Адидас», кроссовки. На руке хорошие японские часы.
Лицо его, смуглое, с выдающимися татарскими скулами, резко очерченными бровями и темной полоской усиков, напомнило Никите лицо юного хана из прочитанной еще в детстве пушкинской сказки. Он понял, почему Иванова с таким пылом защищала этого человека.
Юзбашев был прямо создан, чтобы возбуждать обожание у розовых, рыхлых и целомудренных блондинок.
Никита представился, предложив Юзбашеву сесть. Тот внимательно оглядел кабинет.
— Я первый раз в милиции, — сообщил он. — Тем более в такой важной, с мраморным подъездом. А что, собственно, произошло?
— Скажите, Константин…
— Русланович.
— Константин Русланович, вы работали на базе НИИ изучения человека в Новоспасском? — задал первый вопрос Колосов.
— Да. А что случилось? С Зоей… Зоей Ивановой что-нибудь? — Кровь вдруг отхлынула от смуглых щек Юзбашева. — С ней все в порядке?
— А почему с ней должно быть что-то не в порядке? — удивился Никита. — Жива-здорова. Но на базе действительно произошло ЧП.
— Какое?
— Кража.
— Кража? А-а… Ничего себе! А что украли?
— Из серпентария змей.
— Ничего себе! — присвистнул Юзбашев. — А я-то, простите, при чем?
— Видите ли, у нас уже есть подозреваемый, — задушевно вещал Никита. — И мы сейчас опрашиваем всех сотрудников базы, как действующих, так и уволившихся, на предмет наведения кое-каких справок.
— А кого вы подозреваете? — спросил Юзбашев с любопытством.
Никита виновато улыбнулся.
— Увы, сказать не могу. Так вы сколько на базе проработали?
— Около двух лет.
— А кто вы по специальности?
— Этолог. Изучаю поведение животных, эволюцию поведенческих структур, изменения в генетических, наследственно закрепленных особенностях поведения, вызванные различными внешними факторами.
— Ясненько, — хмыкнул Никита. — А с какими именно животными вы на базе работали?
— С обезьянами-шимпанзе. В серии опытов принимали участие и змеи. Но я по ним не специалист.
— А что же не довели работу до конца? Почему уволились?
Юзбашев криво усмехнулся.
— Исчерпал все тамошние возможности.
— А в цирке… Что же вы в цирке… Знаете, как-то странно: ученый серьезный и на побегушках при клетках.
— Нормально. Я человек неприхотливый. А в цирке у меня материал интересный: у Полевых, у которых я служу, номер тигры и лошади, хищники и жертвы. И все сосуществуют пока без кровопролития. Чем не тема для изучения эволюции обоюдного поведения животных и изменений, внесенных в него дрессировкой?
— Да, возможно. Вам видней, — согласился Колосов. — Цирк — это здорово. А вот какой зверь, по-вашему, самый опасный даже в цирке?
Юзбашев улыбнулся этому неожиданному вопросу, столь странно звучащему в стенах кабинета, где окно было зарешечено, а на полке красовался Уголовный кодекс.
— Медведь, я думаю, — ответил он после паузы.
— Почему?
— Совершенно непредсказуем. Отличается весьма неровным характером.
— А вот обезьяны-шимпанзе, они опасны?
Юзбашев опустил голову.
— Я в данный момент антропоидами не занимаюсь. Но это обширная тема. Начни мы ее обсуждать, нам с вами ночи не хватит.
— Да, время-время, я понимаю. Отвлекся, — заспешил Никита. — Ну, вернемся к краже. Вы кого-нибудь подозреваете?
— Я ушел оттуда, и все дела базы меня как-то мало волнуют, — сухо ответил Юзбашев. — Я никого не подозреваю.
— У вас ведь там друзья остались, коллеги… Вот гражданочка Иванова… Вы их не навещаете, нет?
— Нет.
— А что так? Работы много?
— Конечно. Новое место, мои исследования — не до поездок как-то.
— Понятно. А когда последний раз вы там были?
— В середине мая, когда увольнялся, числа пятнадцатого.
— И с середины мая вы туда, значит, ни ногой?
— Я уже сказал.
Никита смотрел куда-то поверх головы Юзбашева, лицо его было непроницаемым.
— А вот когда вы спросили об Ивановой, вы что-то конкретно имели в виду?
— Н-нет. Просто я подумал… — Юзбашев запнулся, но затем закончил твердо: — Раз меня на ночь глядя приглашают проехать в уголовный розыск, значит, действительно стряслось нечто серьезное.
— С Ивановой? Но с таким же успехом можно было подумать и об остальных ваших коллегах — об Ольгине, Званцеве или той старушке… — Колосов сделал паузу, следя за выражением лица собеседника. — Калягина ее фамилия, кажется?
Юзбашев смотрел в окно, где гасли последние блики вечерней зари.
— А что, на базе может что-то произойти с кем-то из сотрудников? — продолжил Никита. — Я правильно вас понимаю?
— Может, — ответил Юзбашев нехотя.
— И что именно?
— Откуда же я знаю?
— Но ваше предположение на чем-то основано?
— На инстинкте, — усмехнулся этолог. — На врожденном инстинкте самосохранения, присущем любому живому существу.
— М-да, — Никита потрогал ямочку на подбородке. — Так, значит, о краже из серпентария вы нам ничего сообщить не можете?
— К сожалению, нет.
— Тогда спасибо. Не буду вас больше задерживать. — Колосов поднялся. — Давайте ваш пропуск. Всего хорошего.
После ухода этолога он тут же связался с дежурным. Коваленко, ожидавший в соседнем кабинете, вошел с двумя чашками крепчайшего кофе.
