— Ну что, Кирюша, никак калымить начал? — пошутил Караваев. — Вот, Никита Михайлович, полюбуйся, чем занимаются мои лучшие внештатники.
Колосов узнал в парне понятого, что присутствовал На месте убийства Стасика Кораблина. Они поздоровались.
—Знакомый из части попросил подбросить, увольнительная у него — на автобус боялся опоздать, — весело отрапортовал внештатник. Был он быстрый, словно ртуть, гибкий и загорелый, хотя не такой уж и молодой — лет этак тридцать, напомнив всем своим видом Никите Пятницу из «Робинзона Крузо». — На канале все схвачено, Леш, я только что оттуда. Спасателей предупредил: если кого чужого на пляже заметят, сразу дадут знать. Там катер у них.
— Вы тут как на тропе войны, — усмехнулся Колосов. — Разведчиков высылаете, скоро скальпы понесете?
—Дайте срок, — улыбнулся внештатник, газанул, и Мотоцикл его скрылся в облаке пыли.
— А тут разве часть какая-то поблизости? — спросил Никита. — Что-то я на местности перестал ориентироваться, куда-то ты меня завез, Сусанин.
— Там, за лесочком, у переезда, — Караваев нахмурился. — Стройбат. Да знаю я, о чем вы подумали. Мы там сто раз уже все перетрясли: командование пошло навстречу. И я, и Сергеев ездили. Все без толку. «В ту ночь, — рапортуют, — отлучек из расположения части зафиксировано не было. Личный состав был весь в наличии». А там поди дознайся у них, так это или не так. Есть там одна пакость, хотя к убийству мальчика это никакого отношения не имеет. Но сигнальчик тут один поступил. Я, Никита Михайлович, туда подходец найду. Но это совсем уж не по вашей части.
Караваев распрощался с начальником отдела убийств у дверей опорного пункта милиции. Колосов вырулил на Красногвардейскую улицу. Дом, снимаемый Павловым, стоял в глубине запущенного сада, где кусты крыжовника, смородины и малины глушили бузина и боярышник, где старые яблони пригибали к земле узловатые ветви, где сирень напоминала тропические джунгли, слива на зависть воробьев и окрестных мальчишек обильно развесила по забору тугие фиолетовые плоды, а грядки с клубникой, некогда ухоженные и напичканные удобрениями, теперь буйно плодили только крапиву, зверобой да мать-и-мачеху.
Колосов не стал окликать хозяев, неслышно затворил за собой калитку, тихонько направился прямо к дому. На террасе, куда он заглянул в первую очередь, было солнечно и пусто. На столе — китайский термос и банка с вареньем, на старом соломенном кресле — мокрое полотенце, пестрые детские трусики и книга: заглавие — ажурная вязь, арабский шрифт.
Колосов обогнул дом. И тут увидел тех, кого искал. Между двух толстенных, в два обхвата, садовых лип был укреплен турник, а на турнике — детские веревочные качели. На качелях, хохоча и даже подвывая от восторга, шибко раскачивался мальчишка лет пяти, в белых шортиках, ярких кроссовках и лихо заломленной на затылок шляпке с ленточкой из тех, что стали привозить отпускники с Кипра и Анталии. Мальчишка, как заметил Никита, был действительно косенъкий — не то киргиз, не то калмычонок, но очень симпатичный. Павлов — а это был, несомненно, он — загорал тут же, раскинувшись на низкой лавке — тоже в шортах, босой, бронзовый, на голой груди — серебряный медальон-иконка. Лицо его скрывала глубоко надвинутая бейсболка «Юнайтед Клабс». Он что-то не то декламировал, не то бормотал вполголоса, мерно помахивая опущенной рукой. Колосов прислушался. «Построил войско небосвод, — донеслось до него. — Где вождь — весенний ветерок, где тучи всадникам равны, и мнится: началась война».
— Какая же это война началась! — громко спросил Никита. — С кем?
Павлов стоял перед ним. Как это произошло, как он оказался на ногах и покрыл расстояние, разделявшее их с Колосовым, тот не смог даже понять: Павлову потребовались на это сотые доли секунды: «Однако и реакция у тебя, альтруист», — с завистью отметил начальник отдела убийств.
— Вы кто? — спросил Павлов и сделал шаг, загораживая от незнакомца ребенка. — Вам что здесь надо?
— Майор Колосов, зовут меня Никита, по батюшке Михайлович, уголовный розыск области.
— Из милиции, что ли?
— Из милиции. Главное управление внутренних дел.
— Ваше удостоверение.
Колосов показал.
— Черт… слава богу, извините, — весьма непоследовательно произнес Павлов и поднял с травы упавшую бейсболку. — Я не слышал, как вы подошли. Подумал… — он вздохнул с явным облегчением. — Так вы из милиции? Ко мне? А зачем?
Колосов изучал его: ничего мужик — ладный, крепкий.
— По делу. Мы можем поговорить? Пусть ваш ребенок поиграет пока где-нибудь.
— Я не отпускаю его никуда одного, — отрезал Павлов. — А потом, он нам нисколько не помешает. — Он сделал вдруг рукой какой-то замысловатый жест, мальчишка закивал и ответил ему тем же.
— Он у вас…
— Глухонемой.
Никита смотрел на мальчика. Тот медленно покачивался на качелях, отталкиваясь пухлыми ручками от липовых стволов.
— Садитесь, — Павлов кивнул на лавку. — Вы по поводу этого убийцы, которого здесь ищут? Установили его наконец?
Никита молча сел. Он терял нужный темп разговора, и это начинало его злить.
— Вы меня никак за маньяка приняли, — усмехнулся он криво. — Так, что ли?
— Нет. Просто вы очень неожиданно появились.
— Ну а вы моментально среагировали, поздравляю, еще секунда — и в морду бы, наверное, получил как гость незваный.
Теперь усмехнулся Павлов.
— Тут все сейчас всего боятся, — сказал он. — Дачники собак заводят. Мой сосед слева пистолет газовый приобрел. А другой сосед напротив — дверь железную на даче поставил. А все потому, что ясности никакой нет.
— Будет ясность со временем, — пообещал Колосов. — Здесь в милиции толковые парни служат. Ну, что все-таки за война началась, а?
— А какое, простите, у вас ко мне дело?
Они смотрели друг на друга в упор. В глазах Колосова все ярче разгорались огоньки интереса: ну, племянничек, сейчас мы тебя хлопнем по ушам.
— Я не занимаюсь розыском местного пугала, — сказал он, тут же устыдился цинизма этой глупой фразы и от этого еще больше разозлился на «фигуранта». — Я работаю по другому делу, к которому вы, Павлов Виктор Викторович — так, я не ошибся? — имеете, как мне сдается, некоторое отношение. Несколько недель назад, а точнее, четвертого июля была убита некая Калязина Серафима Павловна, сотрудница НИИ изучения человека. Знали вы такую, гражданин Павлов?
— Бабу Симу? Знал. А что?
Колосов прищурился, примериваясь, как бы половчее вбить свой следующий гвоздь.
(Перед поездкой в Каменск он детально обсудил тактику разговора с новым подозреваемым с Коваленко. «Слушай, Никита, а почему ты вот с базовцами так долго цацкаешься, все скрываешь от них и детали убийства, и его мотив, и совпадение улик? Почему так долго водишь их вокруг да около? А этого племянника хочешь огорошить прямо в лоб? — недоумевал тот. — Неужели только потому, что он вот такой весь из себя положительный?» — «Ну, не только поэтому, хотя гонор его надо сразу же сбить, — объяснял Колосов. — А если честно, Слава, мне просто хочется его разозлить: вывести его из равновесия и понаблюдать. Если он тот, кого мы ищем, он может себя чем-то выдать. У этих сладострастников нервы по пустякам сдают. А в гневе трудно себя контролировать. Сила наших чувств — материя тонкая. По ней, как по открытой книге, порой можно читать».)
