Китай – далеко не единственная страна, претендующая на роль сверхдержавы. Индия, благодаря стремительному росту экономики, вступлению в клуб ядерных держав, а также ввиду технологического и аутсорсингового бума, тоже закрепила за собой статус великой страны. Возрос на мировой арене и престиж Бразилии – крупной страны, которая проводит активную внешнюю политику, занимает шестое место в мире по размеру экономики (сместив с него Великобританию)
{199} и является членом так называемого БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, Южная Африка) – группы активно развивающихся стран. Каждая из вышеупомянутых держав претендует на региональное лидерство и роль инициатора, посредника, мотиватора, а иногда и раздражителя по отношению к менее крупным странам, ее окружающим. Более того, каждая из этих стран принимала в штыки любые проявления гегемонии, но в то же время сама стремилась к лидерству, как в двусторонних отношениях с Америкой или ООН, так и участвуя во множестве многосторонних форумов.
Таит ли подобное поведение государств угрозу стабильности мирового порядка – угрозу, на которую не может не реагировать Америка? Или же они просто стремятся получить максимум благ, исходящих от Pax Americana
{200}, и мало заинтересованы в его свержении? Что означает их появление: усиление однополярной системы с Америкой в центре, скорое появление главного соперника-антагониста, такого как Китай, или переход к новому многополярному миру, где США отведена роль рядового члена растущего сообщества союзников, конкурентов и равных партнеров? И что, если авторитет стран БРИКС – либо всех, либо части из них – явление скоротечное и в скором времени их захлестнут проблемы, типичные для бедных стран, раздираемых сложностями в политике, экономике, социальной сфере, экологии? Действительно, после периода стремительного роста экономики страны БРИКС и прочие тигры развивающихся рынков замедлили свое развитие, что служит неиссякаемым источником накапливающегося политического недовольства – неизменного спутника быстро меняющихся обществ. Каждая из вышеизложенных точек зрения найдет своих приверженцев, у которых отыщутся рецепты, что делать той или иной стране для удовлетворения своих интересов и, вполне возможно, сохранения мира на Земле.
Ниже мы рассмотрим, почему тема гегемонии так владеет умами людей, в чьем ведении находятся военная и внешняя политика, и почему любое изменение баланса сил среди господствующих наций мира так или иначе занимает всех – причем гораздо сильнее, чем банальные дискуссии о том, у кого больше ВВП, чья армия сильнее и какая страна лидирует в олимпийском медальном зачете. Но данная глава посвящена тому, что лежит в основе этого феномена, – тому, о чем довольно часто забывают люди, когда говорят о богатстве конкретной страны. Любое государство, где бы оно ни находилось – на вершине пирамиды, на пути к ней или у самого подножия, подвержено влиянию трех революций – революции множества, революции мобильности и революции ментальности, что неминуемо ведет к упадку власти. Небывалый рост товарного производства и населения, беспрецедентный оборот товаров, идей, человеческих масс и, как следствие, скачкообразный рост запросов населения – все это снимает преграды для продвижения власти, что применимо к любым странам независимо от их размера, уровня дохода, политической системы и военной мощи.
Исчезновение преград снимает и различия между главенствующими нациями, которые способны действовать с позиций силы, и бывшими колониями, странами-сателлитами, а также крайне маргинальными образованиями, которыми великие державы помыкали или же пренебрегали. Если когда-то сложные и дорогостоящие системы разведки давали некоторым странам информационный перевес, то в наше время наличие открытой информации и электронных ресурсов дают небольшим государствам возможность с ними конкурировать. Если когда-то миллиарды долларов помощи от крупной державы помогали установить в другом государстве лояльный ей режим, то ныне число источников зарубежной поддержки увеличилось многократно: не столь крупные государства успешно конкурируют с гигантами, а различные фонды распоряжаются суммами, превосходящими ВВП некоторых стран. И если когда-то мощное культурное воздействие оказывали Голливуд и Коминтерн, то в наши дни умами и сердцами властвуют конфуцианские сообщества, болливудские фильмы и колумбийские мыльные оперы.
Растущая возможность малых стран противостоять намерениям крупных государств является частью всеобщего сдвига, заметно расширяющего число участников международных отношений. Структуры вроде “Аль-Каиды”, Фонда Гейтса или телекомпании Al Jazeera действуют по собственным планам, не имеющим жесткой привязки к какой-либо конкретной стране. Террористы, мятежники, неправительственные организации, ассоциации иммигрантов, благотворители, частные компании, инвесторы и финансисты, медиакомпании и новые религиозные сообщества, не признающие границ, существуют, но это не отменяет того факта, что военные и дипломаты востребованы, как и прежде. Но они сужают перечень того, чего могут достигнуть военные и дипломаты, а также влияют на международную повестку дня при помощи новых средств и каналов воздействия. Возьмем “Кони-2012” – фильм, созданный христианским активистом и режиссером Джейсоном Расселом, в котором звучит призыв поймать обвиняемого в военных преступлениях Джозефа Кони. За несколько недель после выхода на YouTube (а не посредством телетрансляции) этот фильм набрал десятки миллионов просмотров, собрал множество пожертвований, лестных оценок знаменитостей и призывов к действию, не говоря уже о хоре злобных завываний со стороны тех угандийцев, которым не понравилось, как в фильме изображена их страна. Разумеется, торговля оружием, государственные программы поддержки и угроза вторжения или торговых санкций не в пример сильнее определяют контуры международных отношений. И далеко не каждая небольшая страна смогла внедрить новый подход к реализации власти, однако многим это удалось.
В непрекращающейся борьбе за военное и промышленное превосходство Америка, Китай, Россия и прочие великие державы не могут не учитывать влияния, которое оказывает этот новый вид активности на их внутреннюю политику, экономику и культуру. И как отмечалось в предыдущей главе, упадок власти серьезно изменил условия, в которых происходит глобальное противостояние. Столь же глубоко и его трансформационное воздействие на характер отношений между государствами в повседневной дипломатии – в той паутине связей, которая определяет нашу жизнь и сплетает в единое целое преобладающий миропорядок. Чтобы оценить его влияние, мы должны обратиться к причинам, в силу которых гегемония и “Большая игра”
[15] приобретают первостепенное значение.
