Что если повернуть дело так, думал Кузнецов, что смерть вдовы-тетки окажется не единственным трагическим ЧП в Май-Горе, встанет в ряд с другими происшествиями, следы которых мало-помалу потянутся к Хованской. И тогда его собственный мотив будет надежно скрыт другим, специально инсценированным мотивом преступления, которому намеренно будут приданы, учитывая род занятий Хованской; ритуально-сатанинские черты. При этом Кузнецов, человек расчетливый, хладнокровный и умный, четко сознавал, чем и как он рискует, на что должен будет пойти, воплощая в жизнь подобную дьявольскую инсценировку. Но, как он считал, игра стоила свеч: драгоценности тетки были уже в его руках. Александру Модестовну в душе он уже приговорил, а то, что за компанию с ней на тот свет отправятся и другие — его не пугало. Жертв он не боялся. Кто-то, по его замыслу, должен был просто сыграть роль пешек в задуманной им игре против «май-горской ведьмы». И на роль первой пешки подошла в тот же вечер Сорокина. Кузнецов дал ей яд, привезенный для тетки. Сделал он это скорее всего в той суматохе, которая началась в доме после припадка Сорокиной.
Это убийство, по его замыслу, должно было сразу же привлечь внимание милиции к даче, к гостям и в том числе к Хованской. Рано или поздно, думал Кузнецов, милиция наведет справки о всех присутствовавших в тот вечер за столом и, естественно, заинтересуется столь необычной подозреваемой. А тут, возможно, и связи ее с Ачкасовым выплывут, с другими клиентами. Вряд ли Кузнецов знал о Полуниных, но… думаю, он догадывался, что, если хорошенько покопаться в клиентуре Хованской, там найдется, чем заинтересовать правоохранительные органы.
Однако, по его замыслу, чтобы первоначальные смутные подозрения получили реальное подтверждение и окончательно укрепились, нужен был яркий, демонстративный, кровавый ход. Ход, который дал бы понять всем: в Май-Горе происходит что-то странное, чудовищное, с дьявольским душком.
Именно таким и стало хладнокровно продуманное Кузнецовым убийство Тарантинова. Все несчастье этого бедняги заключалось в том, что, — тут Колосов вздохнул, — что Колоброд оказался в неудачный час в неудачном месте и был там замечен убийцей: на участке, то есть поблизости от Хованской. Кузнецов смекнул: умри этой ночью в Май-Горе еще кто-то, с кем общалась, пусть даже мимолетно, «май-горская ведьма», ну хоть вот этот алкаш, что за бутылку косит траву, умри он жутко и кроваво, так, чтобы смерть его по многочисленным уликам наводила именно на ритуально-сатанинский след, и… половина сплетенной им сети вокруг «май-горской ведьмы» уже будет готова.
— В тот вечер Нине было плохо, — тихо сказала Катя. — Кузнецов понес ее к Хованской, помогал приводить в чувство… Он его там и увидел, Тарантинова, в тот самый момент… Никита, — взгляд Кати был растерянным и жалким. — Никита, как же это можно… в эту минуту, когда он с Нинкой был, он думал о… Что же это за люди, Никита? Что за люди?
— Он шел на все ради денег, — Колосов хмыкнул. Фраза, которую он произнес, вроде бы объясняла все и не объясняла ничего. — Он нуждался в деньгах. Мы беседовали со многими, кто его знал, в том числе и с бывшими компаньонами — у него ж пай был в оптовой фирме по закупке обуви и кожгалантереи. А после кризиса они прогорели подчистую, едва-едва долги раздали, склад закрыли. Он на мели был. Кроме зарплаты, что ему Смирнов платил, у него ничего не было. Те, кто знал Кузнецова, в один голос говорят: хрустальной мечтой его стало уехать, смыться отсюда. За бугор махнуть, понимаешь? Кузнецов считал, что здесь у него нет будущего. А для переезда нужны подъемные. Уехать без денег он не…
— В Испанию, — Катя облокотилась на стол. — Он хотел уехать в Испанию. Он нам говорил. Даже Нинке намекал… Он Испанией бредил просто. Все рассказывал, как там хорошо…
— Убийство Тарантинова Кузнецов постарался специально для нас обставить максимально красноречивыми и жуткими деталями. Подбрасывал нам улику за уликой, наталкивая на нужный ему след: порез на ладони, свеча в кострище, кровь. Он вел нас при помощи проложенного им кровавого следа на вершину горы, куда, как ему было известно, наведывалась «ведьма» со своими клиентами — в том числе и со Смирновым; режиссер признался в этом, хоть и неохотно. Все должно было складываться в чудовищную картину некой кровавой оргии, ритуального жертвоприношения. Шабаша на Лысой горе.
Колоброда он, видимо, специально в тот вечер караулил. Когда, расставшись с собутыльниками, тот пошел домой, Кузнецов, возможно, предложил подветц его на машине, а дорогой угостил водкой… с клофелином. Это была важная деталь его плана, я бы сказал, гениальная идея этого сукина сына! Подбросить нам такую улику, — Колосов недобро усмехнулся. — Натолкнуть на мысль, что кто-то специально привел мужичка в беспомощное состояние, чтобы справиться с ним. Что убийца, возможно, слабее жертвы, а значит, не исключено, что убийца — женщина. Кстати, в тот момент, каюсь, я шел у него на поводу. Именно с этого клофелина подозрения наши насчет Хованской сильно окрепли.
Катя вспомнила свою встречу с Кузнецовым — он ведь и ее поил водкой, желая взбодрить… Был ли клофелин и там? Она выпила глоток, а чувствовала себя такой пьяной, такой слабой в ту сумасшедшую ночь.
— В случае со Смирновым клофелина Кузнецову не потребовалось, для самоубийства инсценированного эта улика не годилась, — продолжил Колосов. — А помнишь, Кать, я все пытался выяснить, куда могла деться коса Тарантинова, которой он работал на участке. Нанимаясь по дворам, он обычно все свои инструменты носил с собой, но в тот день никто из его приятелей косы у него не видел. И дома ее не было. Мы допрашивали его собутыльников — они говорят, что иногда он просто оставлял инструмент на том участке, где работал, а наутро забирал. Но на участке Чебукиани косы мы тоже не нашли.
Я подумал: возможно, если Колоброд действительно оставил косу там, ее мог оттуда незаметно взять его убийца, положить в багажник машины, чтобы затем воспользоваться ею как орудием преступления. С помощью водолазов мы обыскали дно Сойки. И вот что нашли там: пластиковое ведро, часть полиэтиленовой пленки, деревянный шест и… лезвие косы. А шест оказался не чем иным, как ее рукояткой. Видимо, Кузнецов использовал лезвие как орудие, а рукоятку вместе с другими уликами после убийства Тарантинова выбросил в реку. Водолазы нашли почтя все, что ему потребовалось на месте убийства, все… кроме веревки. А ведь и она была там, ею за ноги Тарантинова пытались подвесить на дереве, чтобы спустить кровь в пластиковое ведро. Веревку Кузнецов не бросил, сохранил. И она ему впоследствии снова пригодилась. На веревке, изъятой нами с места покушения на Смирнова, экспертизой выявлены следы крови. Но Смирнов не был ранен. Это не его кровь. Чья же тогда? Думаю, когда будут готовы окончательные результаты биологической экспертизы, группа крови с веревки совпадет с группой крови Тарантинова.
— Ты описываешь не человека, а чудовище, Я же с ним общалась, видела его чуть ли не каждый день там — это был обычный парень, даже вроде недалекий, иногда смешной, забавный. Шут, — Кате вдруг вспомнились давние слова Хованской о Кузнецове и его Символе с карты Таро. — Шут, человек Луны… А ты… ты описываешь холодное, жестокое, бездушное чудовище! Выродка! И говоришь все это таким уверенным, таким менторским тоном… Никита, я… я просто не хочу тебе верить. Не хочу!
