Караулов блефовал, но крючок его Сорокин «не заглотил». И Колосов мысленно даже поаплодировал «братцу».
— Нет, что вы, такого просто и быть не могло, — воскликнул Сорокин взволнованно. — Я бы знал непременно, я бы нашел у нее. Нет, но как вы опять по-иезуитски свой вопрос строите, а? Она-де приобрела эту гадость, намереваясь — что сделать? С собой покончить, да? А я, негодяй и скотина такая, спровоцировал припадок, ударил ее, и вот вам, пожалуйста, статья — доведение до самоубийства, так, что ли?!
— А вас подобная версия, Константин, не устраивает. — Колосов покорно кивнул. — Ладно. Другие версии наши хуже. Яд каким-то образом попал в организм вашей сестры. Если она не сама приняла его, решив таким способом свести счеты с жизнью, следовательно, кто-то помог ей. Альтернатива самоубийству — убийство.
— Кому потребовалось убивать Л еру?
— Тому, кому она мешала, например. Это одна версия. Либо кому-то еще — но тут мотивы ее устранения пока весьма призрачны и неясны.
— А что же это вы так со мной поразительно откровенны? До пупа, прямо расстегнулись тут, а? — Сорокин попытался усмехнуться, но усмешка не получилась. — Лера мешала… Мне, что ли? Договаривайте, детектив. Я, что ли, по-вашему, избавиться от нее хотел? А то, что она десять лет на моих руках…
— Камнем висела? — подсказал Никита сухо. — Или, может, на шее? В прошлый раз вы примерно так выразились.
— Я так не говорил! Запишите, запишите в протоколе — на меня оказывается психологическое давление, и я отказываюсь…
— Тихо, тихо, — зашикал на них Караулов, потом деловито что-то отстукал на машинке. — Никто вас ни в чем не обвиняет, Константин. И насчет давления вы тоже — бог знает что вообразили себе. Мы же просто беседуем. Но вы же не слепой, вы читали заключение экспертизы, а там указано примерное время, когда ваша сестра могла получить смертельную дозу отравляющего вещества. И вы в это самое время, насколько я понял, были в гостях у соседей, где, кроме вас, находилось еще несколько человек.
— Да на кой дьявол кому-то убивать мою сестру?
— Вы давно знакомы с Александрой Модестовной Чебукиани… фамилия какая у нее — прямо с дореволюционной афиши; Забелло-Чебукиани?
— Давно. Мы соседи по даче. Она раньше была замужем. Муж ее умер.
Колосову почудилось: в этой фразе прозвучало что-то требующее уточнения, но Караулов уже задал новый вопрос:
— Наши сотрудники беседовали с вашим отчимом. У вас разорваны с ним все отношения, а он ведь долгое время заменял вам с сестрой отца. В чем причина?
Сорокин впился в него настороженным взглядом. В лице его что-то дрогнуло. Ему, как он сам когда-то сестре, прилюдно отвесили оплеуху. Казалось, он снова вот-вот взорвется, начнет кричать, что они не имеют права его допрашивать, копаться в делах его семьи, но… Сорокин огромным усилием воли взял себя в руки.
— А как он сам объяснил вам мой столь неродственный поступок? — спросил он тихо.
— Он сказал: «Так получилось». — Колосов, чтобы разрядить обстановку в кабинете, достал из кармана пачку сигарет, предложил сначала Сорокину, затем закурил сам;
— Я бы вам ответил на этот вопрос. Подробно, очень подробно: И знаете, даже с превеликим удовольствием. — Сорокин затянулся дымом. — Но мне бы хотелось сначала послушать, что скажет он, муж моей матери. А проще-то… Слушайте, а знаете что? — Он живо обернулся к Колосову: — Устройте-ка нам очную ставку.
От такого предложения Колосов и Караулов даже несколько опешили.
— Это как-то, по вашему мнению, поможет пролить свет на гибель вашей сестры? — спросил начальник отдела убийств.
— Нет, вряд ли.
— Так для чего же это делать? Ваш отчим в госпитале, лечится после серьезных травм. И вы с ним не встречались много лет. Что же мы сможем узнать полезного, следуя этому вашему совету?
Сорокин молчал.
— За что вы так ненавидите своего приемного отца? — прямо спросил Колосов.
— Мужа моей матери, я ведь уже сказал.
Колосов терпеливо ждал продолжения фразы, но Сорокин снова словно воды в рот набрал.
— В прошлый раз, когда речь зашла о болезни Валерии, вы упомянули в разговоре некий латинский термин. Мы запросили психоневрологический диспансер, где она стояла на учете. Их диагноз ничего общего с этим вашим не имеет. Что вы имели в виду?
— А вы что, до сих пор еще не справились в медицинском словаре? — Сорокин стиснул руки. — Ну что вам от меня нужно? Что вы на пару надо мной издеваетесь? Ну, подозреваете меня, что я Лерку отравил? Ну, да черт с вами — посадите в камеру, арестуйте!
— Вам не кажется, Константин Андреевич, что ваше поведение странно? — спросил Колосов. — Самому-то не кажется, нет?
— Завтра похороны моей сестры!
— Ладно. На этом пока и закончим. Прочтите ваши показания. Если все верно записано — распишитесь. — Караулов извлек из машинки бланк допроса. (При этом Колосов заметил, что он намеренно опустил в допросе очень существенную деталь — не стал акцентировать внимание Сорокина на том, что тот предупреждается об уголовной ответственности за дачу ложных показаний или отказ от них. Это было явное процессуальное нарушение, но не поступи так Караулов, они бы с Сорокиным и до этого не договорились бы.)
Сорокин читал молча и дотошно. Потом размашисто подписал каждый лист.
— Вы не будете возражать, если сейчас мы вместе с вами проедем к вам на дачу? — Караулов наблюдал, как глаза Сорокина округляются от негодования. — И там…
— Это обыск? Где ордер? — Сорокин резко поднялся.
— Это не обыск. Честно говоря, мне очень не хотелось бы проводить обыск именно у вас, брата Леры, Вы понимаете меня, Константин? — Караулов тоже поднялся. Был он на целую голову ниже Сорокина и заглядывал ему в лицо снизу вверх. — Нам с Никитой Михайловичем просто хотелось осмотреть дом, где ваша сестра провела свои последние часы. Вы можете отказаться. Пока я не имею права настаивать на своей просьбе.
— Да поедемте! Надеюсь, вы не опуститесь до того, чтобы подбросить мне бутылку с ядом, а потом обнаружить ее в качестве «неопровержимой улики»!
Увы, ничего существенного они с Карауловым на даче не нашли. Обстоятельство мало обрадовало Колосова. Сорокин предоставил им полную свободу: ходите где хотите, по всему дому, участку, осматривайте сарай, старую баню, ищите что хотите…
Сам он уселся на садовую лавочку в кустах сирени и даже не глядел на них, демонстрируя полнейшее презрение.
Яд, если все же Сорокин был убийцей, искать в его доме, конечно же, было занятием малоперспективным. И это Колосов знал с самого начала и даже сказал об этом Кате. Но все же подобные, даже чисто формальные с процессуальной точки зрения поиски порой небесполезны: авось и…
Дача Сорокиных была такой же старой, послевоенной, как и дача Картвели. Сад тоже зарос, клумбы задушили сорняки и чертополох. И все же дом этот (просторный, двухэтажный, с мансардой и открытой кирпичной террасой) Колосову понравился. Он совершенно не походил на мрачное логово, где обитала сумасшедшая и ее тюремщик-брат, как ему представлялось ранее. Все в доме было чисто, комфортно: новые шторы на окнах, японский телевизоре холле, новехонькая китайская плетеная мебель на террасе. Было видно, что служба в банке позволяла Сорокину жить хоть и не шикарно, но в полном достатке и содержать сестру. Старая дачная обстановка постепенно перекочевала на свалку, а ее место заняли новые, удобные, стильные и недешевые вещи.
