— Сумма требуемая у вас, в наличии, Станислав Сергеевич?
Модин вздрогнул. Отложил ручку — «Паркер» золотоперый, — сдвинул очки на кончик носа.
— Вы… ах, это вы, простите, но я как-то вас не узнал… Вы…
«Странно, что вообще припомнить силится», — подумалось Колосову. Кроме мимолетной встречи у коттеджа Ачкасова и последующей сухой и краткой беседы с «другом покойного» на тему «ах оставьте вы нас всех в покое», они с Модиным не общались.
— Ну, что на этот раз у нас случилось? — В кабинет зашел Обухов; забрал заявление, прочел, хмыкнул удовлетворенно: — Ясненько, Станислав Сергеич, вот это уже больше похоже на правду.
— Я думал, что так у вас обращаются только с теми, кто преступил закон, — сказал Модин скорбно. Колосов увидел, что толстяк весь взмок. Пот лил с него градом, и ему то и дело приходилось вытирать платком лицо и шею.
— Мы разве дурно с вами обращаемся? Откуда такие мысли? — Обухов удивленно приподнял брови.
— Вы… — Модин опустил глаза. Колосов читал на его осунувшемся, обрюзгшем лице; «Господи, ну зачем я все это затеял? Зачем я к ним пришел?» Большего раскаяния на лице заявителя о том, что обратился в «органы», Никите еще не доводилось лицезреть.
— А вы, дорогой Станислав Сергеевич, должны были сразу поиметь четкое представление о том, насколько серьезен вопрос, с которым вы к нам пришли. Правоохранительные органы, к вашему сведению, не мальчишки для битья. У вас, дорогой мой, проблема финансового плана с вашими непосредственными партнерами, которых вы самым нахальным образом пытаетесь кинуть. Ну и на здоровье! А вы имеете наглость пытаться использовать органы госвласти в качестве прикрытия, чтобы уйти от совершенно законной — учтите, — совершенно оправданной обязанности расплачиваться по взятым некогда на себя обязательствам. И вы хотите, чтобы я терпел все это?
— Но с меня вымогают деньги!
— Разве в сентябре прошлого года вами не был взят соответственно кредит в банке?
— Но тех людей, которые ко мне ворвались, я и в глаза никогда не видел! Я у них ничего никогда не брал. А они вымогают у меня деньги, а я… — Тут Модин, словно на гвоздь, наткнулся взгляд Обухова и умолк. А тот все продолжал есть его взглядом: что; дескать, ты нас за дурачков, в натуре, считаешь?
— Сумма, которую должны вы вернуть банку, эта сумма у вас есть? — снова спросил Колосов.
Модин глянул на него с великой тревогой.
— А это был самый первый вопрос, который мне задали в этом учреждении, — сказал он с нервным смешком. — Приготовил ли я деньги. Почему-то мои финансовые дела здесь всех так интересуют? Что я, украл, что ли, что-то? Я заработал. Все, что я имею, я заработал трудом. Вот этими своими руками, молодой человек, и прекратите так ернически ухмыляться! — Модин поперхнулся от волнения. — Между прочим, я вам обоим в отцы гожусь, а вы… вы смеете со мной таким тоном… Я… я жалею, что пришел, да! — выкрикнул он. — Да, очень жалею. Такое отношение здесь, что… Говорили мне умные люди: не ходи, не суйся, так нет же, надо дураку старому все на собственной шкуре испытать!
— Да не волнуйтесь вы. — Колосов удобно уселся на стул напротив него. — Вы же не в налоговую полицию с повинной пришли, правда? Ну, не паникуйте и не кричите. А слушайте внимательно. Ложь, которую вы поначалу изложили в официальном документе — заявлении в милицию, — вот он, — Колосов кивком головы указал на Обухова, — он вам великодушно прощает. Дальше этих стен все это не пойдёт. Но запомните на будущее: лгунов тут не любят и сразу ставят на место. Вам ясно? Не слышу ответа.
— Ясно.
— Далее. Про деньги ваши я спрашиваю потому, что хочу, чтобы они при вас остались копейка в копейку. Если мы сейчас порвем ваше заявление, а вы сделаете нам ручкой — чего, по глазам вашим вижу, вам хочется чрезвычайно, — хуже будет только нам. И знаете почему? Вас пришьют ваши нетерпеливые кредиторы где-нибудь по дороге из офиса в сауну. А я, лично я, должен буду среди ночи выезжать на ваш хладный труп и расхлебывать потом все это ваше долговое финансовое дерьмо. А я ценю свое время и свои нервы.
— Я не хожу по баням. У меня слабое сердце. Врачи мне категорически запретили. — Модин тяжело откинулся на спинку стула. — А трогательная ваша забота о моей жизни меня впечатляет. А ваш профессиональный цинизм, молодой человек, просто подкупает.
— А никакого цинизма. Говорю, что думаю. Голую правду.
— Я понимаю. В таком случае ваши коллеги еще обычно добавляют: знаете, какая у нас зарплата? А у вас какая?
— А вы что, хотите, чтобы мы вам тут почтительно… лизали, что ли, состоятельный вы наш? — Обухов усмехнулся криво.
Модин молчал. У него был вид человека, оскорбленного до глубины души. А Колосов вдруг в этот миг словно увидел его со стороны:, этот толстый, рыхлый, пожилой мужчина в дорогом костюме, дорогих ботинках, дорогом галстуке… и правда годился ему по возрасту в отцы.
— Что за место, куда они вас привезли? — спросил он, отводя глаза.
— Что-то типа подвала или подсобного помещения. Наверху шум был. Может быть, какое-то производство небольшое, цех.
— Долго ехали туда?
— Долгов — Модин отвечал теперь тихо, даже как-то безучастно. — Сначала считать пытался. Счет иногда помогает сориентироваться во времени. Потом сбился.
— Сам Лехистан когда-нибудь по этому вопросу с вами на контакт выходил? — спросил Обухов.
Модин лишь глянул в его сторону. Затем покачал головой: нет.
— Что конкретно вы должны сделать? Что они вам приказали? — спросил Колосов.
— Приготовить деньги. Они завтра позвонят.
— Вы же сказали, три дня вам дали.
— Сегодня квас раз третий день.
— Что же сватались-то, не сразу с заявлением к нам обратились? — хмыкнул Обухов.
— Я уже сказал: я крайне сожалею, что вообще это сделал.
— Прискорбно, что вы так нерасторопны, Станислав Сергеевич. У нас было бы больше времени на подготовку соответствующих мер по оказанию вам действенной помощи.
— Я сомневаюсь, что вы ее вообще способны кому-то оказать, молодые люди.
— Деньги у вас? — в третий раз повторил свой любимый вопрос Никита.
— Я… я не понимаю… При чем тут мои деньги?
— Наши специалисты пометят купюры. Фактически мы обеспечим этим доказательство по составу преступления, которое в будущем следователь и вменит вашим «кредиторам»— вымогательство. Информация же о невозврате вами кредита дальше этих стен, как я и сказал, не пойдет.
— Но я надеялся, я думал, вы обойдетесь без… вы сможете…
— Слышь, Никита Михалыч? Нет, ты слышал его? Он надеялся, что мы вышибалами для него станем! Прикатим вместе с ОМОНом по его доносу к красновской братве, уложим их там мордами на пол, пригрозим: такие-сякие, оставьте заявителя в покое! А он тем временем совсем сухим из воды выскочит. Ни бакса из кассы не извлечет. Ох, боже ты мой, как еще наивен народ наш! — Обухов хлопнул ладонью по колену. — Непуганый заявитель какой пошел, наивняк. Ой, мама моя родная.
