— Мои гости. Подруга с ребенком, мой племянник Саша и один мой знакомый. — Александра Модестовна перечислила всех так старательно, словно кого-то боялась забыть.
— Фамилия знакомого, пожалуйста?
— Смирнов. Олег Игоревич Смирнов.
В тоне ее явно звучало: вот мы какие, подивитесь на нас, каких людей в друзьях держим! Но Караулов и ухом не повел.
Словно и раньше фигуранты по уголовным делам козыряли перед ним дружбой со столичными знаменитостями.
— Нам необходимо поговорить с Олегом Игоревичем, — сказал Колосов.
— Ему нездоровится. Возраст, перепад давления, сердце… — Вдова художника с беспокойством оглянулась на дом.
— Мы настаиваем. Но… время пока терпит. — Колосов вежливо улыбнулся. — Тогда, с вашего разрешения, мы вам зададим несколько вопросов.
— Пожалуйста. Пройдемте в дом?
— Да вот тут лучше, на воздухе под липой. — Караулов направился к садовой мебели перед домом. Хотел, было уже сесть за низкий дачный столик, как вдруг лицо его скривилось в брезгливой гримасе…
Подошедший следом Колосов увидел, что по краю столешницы ползет крупный бронзово-зеленый навозный жук. Он был привязан за лапку черной ниткой к толстому гвоздю, вбитому в самый центр столешницы, и поэтому мог двигаться только по кругу, на длину удерживающей его нити, которая постепенно наматывалась на гвоздь. Останки второго жука, раздавленного в лепешку, лежали у самого гвоздя.
— Этот мальчишка меня с ума сведет, опять эту мерзость с грядки притащил! — Александра Модестовна быстро нагнулась, сдернула с ноги босоножку-«сабо» и метким ударом припечатала навозника к столу. Послышался хруст хитинового панциря, дерево испачкали брызги белесой жидкости из раздавленного насекомого.
Колосов молча наблюдал за женщиной.
— Пойдемте в дом, — сказала она сухо.
На террасе было пусто и солнечно. Колосов прислушался: дача полна народа, и час не такой уж и ранний — половина девятого уже, а тихо как в могиле. Дальше террасы их, видимо, пускать не собирались: Александра Модестовна указала на стулья, стоящие вокруг большого-обеденного стола, а сама расположилась в углу в кресле. Колосов изучал дом: старая послевоенная дача, но гораздо более комфортабельная, обжитая и уютная, чем, например, дача Катиной подруги. Видно, тут живут и зимой: двойные теплые рамы на террасе, шведская отопительная система по типу АГВ, мебель хоть по-дачному и разнокалиберная, но недешевая. Чувствовалось, что покойный муж Александры Модестовны любил этот дом и, не жалея, вкладывал в него деньги, немалые по доперестроечным временам.
Что Колосова поразило — так это отсутствие картин. Ведь, насколько он знал, Георгий Забелло-Чебукиани был художник, и довольно именитый. Естественно, он имел в Москве мастерскую. Но чтобы вот так совсем лишить дом, где он провел последние годы жизни, своих работ… Впрочем, его картины могли висеть в других комнатах, осмотреть которые пока не представлялось возможным.
— Ну так какие же вопросы вы мне хотите задать, молодые люди? — Александра Модестовна нетерпеливо пошевелилась в кресле…
— Как тихо у вас, — Колосов кивнул на лестницу, ведущую на второй этаж. — Где же ваши гости?
— Отдыхают. Не встали еще. Я же сказала: Олегу Игоревичу нездоровилось, у нас была трудная ночь, все легли очень поздно. А племянник мой уехал в Москву.
— Вы же сказали, он здесь, с вами.
— Ну, вы же упросили, кто на даче со мной проживает… А Шура сегодня утром по просьбе нашего соседа Сорокина поехал помочь ему с похоронами сестры. Ведь вы по этому поводу пришли, не так ли? Насчет смерти Валерии?
— Не совсем. Но это нас тоже интересует. В котором же часу уехал ваш племянник?
— Они выехали в четверть восьмого. Я их проводила, я всегда рано встаю…
— А когда Александр Кузнецов вернется? — спросил Караулов.
— Как только на кладбище все закончат, они приедут вместе с Костей… с Сорокиным. — Александра Модестовна поджала губы: что за глупые вопросы вы мне задаете?
— Ясно, — Колосов кивнул. — Скажите, а вчера у вас кто-нибудь из местных жителей работал на участке?
— Да. Ходили тут какие-то пьянчуги по дворам. Они тут каждый день шляются, на бутылку стреляют. Костя… Сорокин то есть, договорился насчет покоса. У меня, знаете ли, от всех этих косилок электрических, керосиновых голова трещит. Мы тут с мая живем. Один раз траву кое-как выкосили нам, а она снова вымахала, — Александра Модестовна покачала головой. — Наказание, да и только. Вот вчера и наняли себе помощника.
— Этот человек был знаком вам раньше? — продолжал Колосов.
— Нет, никогда его не видела. Даже имени его не знаю. Да и вчера я за ним толком не следила. С ним Костя договаривался. А я… У нас тут у соседей были неприятности, девушка захворала, ну мы все поэтому и были заняты…
— Долго он шабашил у вас? — перебил, ее Караулов.
— Ну что я, время, что ли, засекала? Где-то в половине двенадцатого, наверное, пришел, а закончил… постойте-ка, мы в три обедать сели, он еще работал. Наверное, часам к четырем все скосил.
— Порядком он повозился.
— Да он же пьян был как свинья. Еле на ногах держался, — ответила вдова, хотя секунду назад утверждала, что «даже не следила» за Тарантиновым-Колобродом.
— А кто рассчитывался с ним потом? Вы? — спросил Караулов.
— Нет, племянник мой Шура.
— И сколько же заплатил ему? Или вы не в курсе?
— Отчего же не в курсе, он мои деньги платил, не свои, — Александра Модестовна усмехнулась. — Девяносто рублей.
«Три бутылки водки Колоброду» — подумал Колосов. — А в карманах-то у него только мелочовка осталась».
— Извините, молодые люди, а какое все это имеет отношение к цели вашего прихода — сколько я заплатила какому-то пьянице за то, что он у меня поработал?
— Сегодня ночью этот человек был убит, — скорбно изрек Караулов.
— Убит? Что, какая-нибудь пьяная драка?
— Да не похоже на драку. — Колосов облокотился на стол. — Весьма при странных и трагических обстоятельствах ночью скончался человек, который днем помогал вам по хозяйству. И что любопытно, это ведь уже не первая смерть тут в поселке, правда? — Он смотрел на вдову: «Ну же, реагируй, ведь ты заведомо знаешь от братца потерпевшей про странные обстоятельства смерти Сорокиной. Ведь Константин наверняка проболтался тебе и про мои с ним беседы, и про яд, и про…»
Александра Модестовна пожала острыми плечиками. Лицо ее оставалось любезным, холодным и спокойным.
— Насчет Леры-бедняжки мы все тут в догадках теряемся, — сказала она просто. — Костя говорил, что, по вашим словам, она умерла, отравившись ядохимикатом. И где она только взяла эту дрянь, где достала? Ведь Костя за ней, как нянька, смотрел.
