Колосов бесшумно прошел по коридору к двери, из-за которой, как ему показалось, их подслушивали. Нажал на ручку-не заперто. Открыл. Женская сумрачная спальня: платя ной шкаф с зеркалом, туалетный столик, красивые, плотно задернутые зеленые итальянские шторы, мохнатый малахитовый коврик на полу, разобранная широкая полутораспальная. кровать, застеленная темно-синим дорогим голландским бельем. На кровати полусидит, откинувшись на подушки и укрывшись до пояса клетчатым шерстяным пледом, голый мальчишка. Тот самый Антоша. А рядом с ним на подушках — вмятина, словно тот, кто провел ночь в этой постели с ребенком, только что поднялся….
При виде Колосова глаза мальчишки округлились от испуга. Он натянул плед до шеи. Колосов быстро отступил и захлопнул дверь. Что бы он ни увидел, сейчас он не хотел поднимать никакого шума.
— Никита, я просто отказываюсь понимать логику твоих поступков! — воскликнул Караулов, после того как они в гробовом молчании покинули дачу Чебукиани и направились к опорному пункту — Какого черта мы ушли?! Ответь мне! Почему ты не позволил говорить со Смирновым? То ты на людей бросаешься, за горло берешь, а то вдруг идешь на попятный в тот миг, когда подозреваемый выказывает явные признаки слабины и на него можно и нужно оказывать давление!
— Тихо, Юра, не возмущайся так громко, — лицо Колосова было мрачно и сосредоточенно. — Не шуми. У нас не было иного выбора. Мы должна были оттуда уйти.
— Да почему?! Ты видел его лицо?!
— Я видел вот что: услышав о втором убийстве, он испугался.
— Ну! Да он в обморок готов был брякнуться! Еще бы нет много, и мы… Слушай, у нас тут случай был в Старо-Павловске в этом году зимой: одного с Фабричной пришибли в драке. Ну, наши выяснили, кто участвовал, — и пошли по всем адресам дебоширов, веером, как говорится. Так вот, по одному адресу даже вопросов никаких не понадобилось, представляешь? Он как увидел участкового в форме на дороге своей квартиры, в обморок упал-ей-богу, не вру! Нервы так сдали сразу. И тут то же самое было. Ты видел его лицо? У него же все написано было…
— Что было написано, Юра? — спросил Колосов. — Ну это… причастность возможная… к убийству.
— К какому убийству? Сорокиной или этого пьяницы? Ты вообще представляешь себе; с кем мы говорили? Что за фрукт такой, этот знаменитый Олег Смирнов?
Караулов уставился на коллегу, говорившего загадками.
— Ну да, с некоторых пор для тебя в качестве единственного подозреваемого начал существовать лишь, один Володька Ищенков, — огрызнулся он.
— Нет, не то. — Колосов засунул руки в карманы. — Ты зря так считаешь. С Ящером у меня все еще впереди, это будь спокоен. Но… Я сейчас попытаюсь тебе объяснить, почему я так поступил. Да, я видел, что Смирнов весьма неадекватно отреагировал на наш приход и на наше сообщение. Вроде бы он всерьез чего-то испугался. Но мы не знаем, чем вызван этот испуг…
— Так надо было не бежать оттуда, не извиняться, а доводить дело до конца! Ты же всегда сторонник самых решительных действий, что же ты сейчас…
— Да, сторонник, когда имеется четкое представление о том, какое именно дело я веду.
— А сейчас ты что же, даже четко не представляешь, что перед нами два случая умышленного убийства? — опешил Караулов.
— А ты его разве сейчас имеешь, Юра? — Колосов остановился. — Убийства… Два человека умерли насильственной смертью — увы, если отбросить все, нам реально известно только это. С некоторых пор события развиваются непредсказуемо. Или… нам только так кажется. Мы все-таки ощущаем, что связь между событиями существует. Но на чем основывается это наше предположение? На фактах? На одном-единственном факте — обе жертвы, способы убийства которых кардинально различаются, посещали этих людей и этот дом. Все остальное, кроме этого факта, домыслы и предположения. О чем ты собирался спрашивать Смирнова? Ну о чем? Он ли убил сегодня ночью Тарантинова? Но Ищенкову-то ты был готов именно этот вопрос задать. И задашь наверняка.
— Я тебе уже сказал: с Ящером у нас будет особый разговор. Но с остальными… — Колосов запнулся, словно подыскивая слова. — Ты видел мальчишку? Тебе ничего не бросилось в глаза? Нет? Ладно, тогда слушай, Юра, что я тебе скажу. Ни когда не торопись с вопросами. Никогда — и по простым, банальным делам, а уж по делу такого сорта… Самый проигрышный вариант сейчас для нас — соваться к ним с лобовыми глупыми вопросами по типу «спрошу то, сам не зная пока что, авось»… Так вот, с этими людьми «авось» не пройдет.
— Так что же ты предлагаешь? Вообще никого не вызывать, что ли? А что делать-сложа руки сидеть?
— Ждать и слушать. Надо выйти с ходатайством оборудовать дачу спецаппаратурой.
— Санкции не дадут. Чем я обосную такой шаг? Ну, чем реальным? — Караулов сплюнул. — Когда Ачкасов повесился, тарарам в городе поднялся, и то, как ты знаешь, с трудом разрешение на наблюдение за его окружением выбили. А мы дурака сейчас сваляли — поговорили бы со знаменитостью, глядишь бы, какие-то основания к прослушке и наскребли.
— Да мы еще не знаем, о чем именно с ним говорить! Не понимаем, что и как спрашивать. Всем этим людям, кроме Ящера — это особый случай, — надо задавать только конкретные вопросы на конкретную тему. А для того чтобы делать это, мы должны иметь конкретное представление, с чем мы имеем дело, осмыслить складывающуюся здесь ситуацию и даже попытаться делать аналитический прогноз дальнейших событий. А мы плетемся в хвосте их, пойми ты! Для того чтобы хоть как-то попытаться играть на опережение, мне нужна полная, максимально полная информация об этих людях. Я хочу знать, как и чем они живут, чем дышат.
— Год можно так возиться! Компру копить, — мятежно изрек молодой следователь прокуратуры. — А у меня сроки!
— Потребуется — год будем работать, два, но…
— Что?
— Одно могу обещать тебе, Юра, твердо: в следующий раз наши беседы и со Смирновым, и со всеми остальными домочадцами будут гораздо предметнее.
— А мне кажется, мы упустили свой шанс, Никита. — Караулов тяжко вздохнул. — Ты опытней меня, я не могу не прислушиваться к твоим словам. Но сдается мне, мы допустили крупную ошибку, не дожав сегодня Смирнова до конца.
— Мы ничего не упустили. — Колосов, казалось, взвешивал то, что хотел сказать. Шансов не было. Но они будут, это я тебе обещаю. Ищенкова в ИВС увезли? Он за тобой сейчас числится? Выпиши мне разрешение на его допрос; будь лаской.
— Я думаю, мне его лучше допросить самому.
— Нет. Разговаривать с ним должен я. Лично. Вечером приеду в отдел, приготовь разрешение и отдай начальнику ИВС во избежание недоразумений. И не волнуйся. — Колосов положил руку на плечо коллеге. — Больше ничего такого не повторится. Буду держаться в рамках. Обещаю.
Караулов хотел возразить: уж больно щедроты обещаешь, но сдержался и только рукой махнул. Его душила досада. Ему казалось, что они совершили роковую и непоправимую ошибку, скомкав на полуслове допрос руководителя «Табакерки грез».
