И при этих словах фигуранта выражение его ожесточившегося, потемневшего лица очень и очень не понравилось следователю прокуратуры.
— Ох как трудно все-таки с вами со всеми разговаривать, — вздохнул Караулов. — Ну да ладно. Документики эти пока я у себя оставлю. Потом заедете в прокуратуру и заберете. Не волнуйтесь, не пропадут.
— А что теперь волноваться-то? — Кузнецов махнул рукой. — Теперь… Я вот что хочу сам у вас спросить: от чего она все-таки умерла?
— Умышленное отравление.
— Так, значит, ядом, что ли, ее? — голос Кузнецова дрогнул.
— Да. Ядохимикат выявлен, аналогичный тому, что обнаружен был и в останках Сорокиной, — Караулов хмурился. — Я вам в связи с этим вот что скажу, Александр». Вы там в доме… не ешьте ничего и не пейте, поняли меня? Словом, будьте осторожны. И за Олегом Игоревичем приглядывайте.
— Он меня каждый раз на… посылает.
— Ну все равно, постарайтесь. А лучше уезжайте пока оттуда. И вот еще что. мальчика вы бы не могли пока куда-нибудь оттуда забрать?
Кузнецов покачал головой:
— Она его никому не отдаст. Да и он… он тоже, пацан от нее уже никуда.
— Почему?
— Он ее талисман, живой. Я ж говорю вам — ДУРДОМ! Караулов, застонав, уткнулся лицом в скрещенные руки.
Колосов и Кузнецов молча созерцали его русый мальчишеский затылок.
Глава 28
ФАНТАСМАГОРИЯ
— Знаешь, Катя, у меня такое чувство, что это какая-то ФАНТАСМАГОРИЯ. — Нина тревожно смотрела на расписной фарфоровый чайник на столе. И хотя время близилось уже к трем пополудни, на столе в дешевых дачных чашках, ожидая их, стыл утренний чай.
— Не думаю, что допрос Шурки что-то для них прояснит, — продолжила Нина. — Он, мне кажется, и сам толком! ничего не понимает.
— Быть может, теперь, когда убита его тетка, он все же попытается понять, — осторожно заметила Катя. Ей не хотелось просвещать приятельницу насчет главных причин проса Кузнецова. Зачем идеалистке Нине лишний раз убеждаться в том, что человек, отношение к которому у нее сейчас… ну, скажем, сложное, как и все прочие домочадцы вдовы, на подозрении у милиции?
— Кать, говорили-говорили мы до хрипоты, а столько вопросов осталось неясных, — Нина покачала головой. — Или я такая бестолковая, или же мне кажется, что многое из того, что нам известно, нуждается в объяснении. Ты так не считаешь?
Катя кивнула.
— С мужчинами невозможно что-то обсуждать, Они вечно куда-то торопятся, — заявила Нина кротко. И это даже лучше, что они наконец-то свалили и оставили в покое. Давай-ка теперь подумаем своей головой, а?
— Давай, — горячо согласилась Катя. Ей стало интересно. — Ну, и какие же вопросы, по-твоему, висят в воздухе?
Нина посмотрела на люстру и спросила:
— Катя, что, по-твоему, могут означать шрамы на; Смирнова, Антоши, Тарантинова и жены прокурора?
Катя на секунду задумалась.
— Ну, пожалуй, начнем со Смирнова, — сказала она. — Как я убедилась, он участвует с Хованской в каких-то странных ритуалах. Проходит для участия в них несколько ступеней посвящения. Сидение под замком в комнате с повязкой на глазах наедине с запахом гниющего мяса, фактически с трупным запахом, с мухами, нужно, мне кажется, трактовать именно так. Кстати, мухи… Слова Сорокина насчет их повелителя тебе ничего не говорят в этом вот контексте? Мы можем лишь догадываться о смысле этого ритуала, о его ступенях. Возможно, и порез на ладони тоже одна из ступеней инициации. Быть Может, самая низкая. Или, возможно, это печать сопричастности, некий знак посвящения себя, жертвенности…
— Кому? — спросила Нина.
— Там, на горе, Хованская о Деннице говорила, об Утренней Звезде. Сорокин тоже об этом говорил. Вспомни, кого он подразумевал под всем этим. Когда я спросила Антошу про порез, — продолжила Катя, — он ответил мне, что порезался сам. Возможно, он лжет. Трудно, например, представить в такой ситуации Тарантинова. Но, быть может, с Колобродом все было несколько иначе, а вот с мальчиком… Возможно, иногда эта ступень кем-то проходится добровольно. Некто посвящает себя, демонстрируя тем самым свою полную готовность…
— Ну да, служить темным оккультным силам. — Нина фыркнула. — Ой, Кать, мальчишке всего двенадцать. Что он во всей этой мистике демонической смыслит?
— Антоша пережил в жизни много такого, что и взрослому не доводилось. Насчет негативного жизненного опыта он нам всем фору даст. Он, Нинуша, смыслит в жизни гораздо больше, чем это кажется на первый взгляд. Он не только понимает — он судит уже поступки взрослых. И начал он, кстати, с собственного отца… Наконец, у мальчика выдающиеся гуманитарные способности, как оказалось. Может, именно своей одаренностью он и привлек Хованскую. А может… — тут Катя умолкла, вдруг вспомнив тот полузабытый разговор на озере о картах Таро. — А может быть, Юлию к нему влечет совсем другое: некая, как мне кажется, особенная фатальность его личной судьбы. Или сама судьба влечет мальчика к ней.
— Туманно. Объясни проще, — попросила Нина.
— Тебе ничего не бросается в глаза, когда начинаешь наблюдать за людьми, окружающими Хованскую? — спросила Катя. — В ее орбиту случайно или не случайно, но попадают люди с одной общей чертой: те, от которых в какой-то момент их жизни отвернулось счастье, кто под влиянием страстей или обстоятельств приближается к некой личной катастрофе. Смотри: Ачкасов со своими семейными проблемами, Смирнов, Ищенков, Антоша — у них у всех что-то в жизни случилось непоправимое, дурное. Полунины…
— Насчет прокурора и его семьи мы вообще ничего не знаем, только то, что на руке женщины похожий шрам и еще тот платок…
— Да, конечно, — согласилась Катя. — Но, возможно, со временем и с ними что-то прояснится. У Александры Модестовны, как оказалось, тоже был свой миллион любовных возрастных терзаний, и у Сорокина твоего тоже не все в семье было хорошо. Точнее — чудовищно там было! Никита вон про отчима его рассказывал. Ведь это же кошмар! И, наконец, есть внутренние духовные проблемы и у…
— У кого? — тихо спросила Нина.
— Да у тебя. Я разве не права?
— Ну хорошо, а как же тогда Шурка? Какая такая личная катастрофа грозит ему? И, наконец, ты, ты сама? Ты ведь тоже в орбите этой женщины? Или, скажешь, — кто угодно, только не я?
— Я?.. — Катя смутилась: Бог мой, в своих отвлеченных разглагольствованиях она, кажется, зашла слишком далеко, обидев своей бесцеремонностью подругу. — Если честно, даже думать об этом не хочу. Хотя, видно, думать придется. Короче, быть может, некая особенная фатальность личной судьбы Антоши и есть главная первопричина его общения с Хованской. И по этой же самой причине к ней сюда, в Май-Гору, как магнитом тянет таких совершенно разных людей Не похожих и одновременно одинаковых в их несчастье, беде, отчаянии, боли.
