Весь восторг, который мог почувствовать сам Карлсон в связи с лицензионным соглашением с фирмой Haloid, также рассеялся. Он оставил свою работу во главе патентного отдела на фирме Меллори в конце 1945 года, приблизительно через год после подписания агентского соглашения с институтом Battelle, рассчитывая, что его материальное положение изменится. Но прогресс в институте шел медленно, и он был вынужден зарабатывать себе на жизнь внештатной патентной работой почти целый год. Наконец, в 1946 году он вернулся к патентной работе с полной занятостью на фирме, основанной им самим. Он ездил в Колумбус, когда мог, чтобы посмотреть на исследования в Battelle и внести свои предложения, но он всегда чувствовал, что его там не очень ждали. Его обнадежил энтузиазм Уилсона по поводу электрографии, но небольшой размер фирмы Haloid и слабая капитализация заставляли его нервничать. Ни у Карлсона, ни у института Battelle фирма Haloid никогда не входила в первоначальные списки потенциальных лицензионных партнеров; возможно, Карлсон никогда не слышал об этой компании до того, как он узнал о ее контактах с Battelle. В течение 1947 и 1948 годов, первых двух лет лицензионного соглашения, фирма Haloid не проводила научных исследований. На самом деле своего первого физика фирма Haloid пригласила на работу только в 1949 году, и сделала это только потому, что ученые в Battelle жаловались, что не могут понять, о чем идет речь. (Дессауер обучался химии.) Возможно, эта отсрочка была благоприятной для дела; если бы Уилсон в 1947 году действительно понял суть научных требований, выдвигаемых электрофотографией, или если бы он сам был физиком, он, возможно, никогда бы не позволил втянуть себя в эту «аферу».
Проходили месяцы, и Карлсона охватывало все большее уныние; его беспокоило, что срок его главного патента, выданного в 1942 году, закончится прежде, чем Haloid и Battelle смогут выйти на рынок с готовым продуктом. Патентный закон дает изобретателю семнадцать лет на разработку и реализацию изобретения, но в ответ на эту защиту он требует раскрытия сути основных принципов изобретения, чтобы они были понятны всем другим. Карлсона беспокоило, что, если Haloid и Battelle не будут действовать быстро, более крупные и агрессивные компании смогут раскрыть секрет его открытий, и это позволит им, не нарушая закона, самим изобрести похожий копировальный процесс.
Возможно, под влиянием этих страхов Карлсон в 1947 году согласился, чтобы его старый товарищ Лари Дюмонд написал статью о нем и об электрофотографии. Как журналист Дюмонд не процветал; он работал в «Нью-Йорк тайме», но в коммерческом отделе, а не как репортер. (Его жена работала редактором светской полосы в «Дейли ньюс».) Он думал, что история Карлсона сможет заинтересовать какой-нибудь журнал и ее публикация послужит профессиональной рекламой ему и его другу. Он потратил около тридцати часов на интервью с Карлсоном, несколько месяцев работал над своими записями и в 1948 году написал черновой вариант материала, который, как он надеялся, станет первой частью его большой статьи. В этом черновике говорилось: «Электрофотография – это фотография без химикатов, без темной комнаты, без светочувствительной бумаги. Это печатная машина, которая печатает без давления и без жидкой краски. Это такой же простой, дешевый и быстрый способ, как прищепка для белья. Он использует всего лишь простую пластину или бумажную пленку, которая принимает электростатический заряд и образует из электронов изображение при облучении светом». Консультируемый Карлсоном, Дюмонд описал возможные области применения, включая несколько довольно экзотических, о которых Карлсон ничего не говорит в своем патенте. Например, была идея электрографического эквивалента видеоленты (которая будет изобретена только в 1950-х): «Банк сможет установить камеру с пленкой на "бесконечную" ленту-носитель и делать снимки каждого человека, проходящего в дверь. Пленку можно стирать и экспонировать снова и снова, пока не произойдет остановка, и в этом случае скрытое изображение будет проявлено».
Дюмонд написал сопроводительное письмо на бланке «Нью-Йорк тайме» и послал свой черновик в Colliers в качестве предложения под заголовком «Гений в домашнем чулане» и включил краткое изложение тем, которые он намеревался развить более полно в окончательном варианте статьи. В ответ он получил немногословный, никем не подписанный отказ. «Благодарим вас за прилагаемую рукопись (напечатанную литографским способом), – гласил формальный ответ. – Мы внимательно прочли ее и сожалеем, что она не отвечает текущим интересам Colliers». В последующие месяцы Дюмонд пробовал продать свою идею другим издательствам, среди них «Таймс», но безуспешно.
Единственным светлым пятном в жизни Карлсона в это время была его вторая женитьба. Осенью 1945 года, вскоре после или до его окончательного развода с Эльзой фон Мэллон, он встретил Доррис Хелен Хаджинс в доме своего друга. (Вторая буква «р» в ее имени была добавлена ее матерью, чтобы люди более протяжно и отчетливо произносили букву «о», уклоняясь от точной рифмы с «Борис».) Ей исполнился сорок один год, на два года больше, чем ему, и она была в разводе более шестнадцати лет. Она вышла замуж за первого мужа, дежурного администратора универмага на Манхэттене, в возрасте двадцати лет; окончила курсы в Объединенной богословской семинарии и работала в основном секретарем – у священника в расположенной по соседству церкви, у руководителя в сахарной компании, у менеджера гостиницы. Она также преподавала в воскресной школе. Карлсону нравилась холостяцкая жизнь, и он был уверен, что никогда больше не женится, но он сразу был очарован. В 1963 году он писал: «Я чувствовал и продолжаю чувствовать, что она во многом дополняла меня как с точки зрения связей и окружения, так и интересов и восполнила некоторые недостатки моего поведения в обществе. Она была родом из Портсмута, штат Вирджиния, из семьи среднего достатка, в которой, кроме нее, были еще две сестры и брат. Она была старшим ребенком и в какой-то степени неформальным лидером». Когда они встретились, она жила вместе с отцом и одной из сестер в квартире в Вудсайде, Квинс. Ее отец работал капитаном буксира в компании, которая управляла океанскими пароходами, и его звали Кэп; он разошелся с матерью Доррис, которая осталась жить в Вирджинии.
Среди прелестей Доррис не самой последней, в глазах Карлсона, была ее потрясающе высокая скорость печати на машинке, достоинство, которым он всегда восхищался. Она, в свою очередь, была очарована порядком в его холостяцкой квартире. Его ухаживание длилось несколько месяцев и состояло, в основном, во встречах для совместного приема пищи – почти всегда в ресторанах, которые он сначала посещал сам.
У Карлсона «была милая привычка приносить с собой маленькие карточки размером 3x5 дюймов, на которых были записаны темы для наших разговоров», – вспоминала она позже. Во время их первого свидания Карлсон вызвал у нее подозрение, сказав, что у него дома есть интересная коллекция пластинок с записями классической музыки, но оказалось, что у него в квартире действительно была интересная коллекция пластинок и что он был джентльмен. Все их вечера заканчивались рано. «Это было потому, что мне требовалось время добраться домой и лечь спать, а я отношусь к разряду "жаворонков", а не "сов", – объяснила она. Карлсон всегда предлагал проводить ее до Квинс на такси, но она отговаривалась и уезжала одна, чтобы быстрее добраться до постели. Карлсон однажды сказал своему другу: «Я должен был жениться на Доррис, чтобы у меня было свидание, которое длилось бы дольше девяти часов вечера».
