Вместо этого, поставив на карту будущее своей компании один раз и выиграв игру, он собирался снова рискнуть. Теперь он был уверен, что его сомнения, связанные с разработкой настольной копировальной машины – машины размером с пишущую машинку, которую IBM хотела сделать несколько лет назад, – были не только благоразумными, но и проницательными. В конце 1953 года Карлсон, почти совсем потерявший симпатию к Haloid и Battelle, написал Уилсону письмо, в котором выражал свое разочарование тем, что компания не произвела устройства, способного конкурировать с термофаксом и верифаксом, только что появившимся на рынке. Уилсон ответил (цитируется Линовицем): «Когда вы говорите, что поезд уже ушел, я, конечно, верю в обратное. Я уверен, что, если бы мы сели не на тот поезд два года назад, наше положение было бы сейчас гораздо хуже. Теперь мы знаем, что значит настоящая конкуренция. Предположим, что это термофакс и верифакс. Они сделали свой выстрел… Теперь мы знаем, что нам нужно делать. Или мы способны победить эти способы копирования по существу, или мы не способны».
Карлсон и Уилсон были очень полезны друг другу, как два фехтовальщика: прибыльная деятельность Haloid на протяжении 50-х годов была частично результатом напряженных отношений между их пониманием темпов развития ксерографии. Все же между ними было больше согласия, чем разногласия, и Уилсон мог бы выразить их общее мнение в 1958 году, когда описывал членам Бостонского общества аналитиков соцзащиты главный источник своего интереса к изобретению Карлсона: «Признаком человека, характеристикой, которая отличает его от животных, является его способность общаться с людьми в настоящем времени и во все времена с помощью записанной истории. Мы строим свою жизнь на основе опыта и знаний предшествующих и нынешних поколений, включая и талантливых современников. Интеллектуальные плоды из других веков и других стран вносят вклад в наш прогресс, потому что мы можем воспользоваться их идеями; труд и мысль не потеряны, если они записаны».
Глава 12
Умереть бедняком
Честер Карлсон начал получать гонорар за свое изобретение в 1947 году, когда институт Battelle прислал ему чек на 2500 долларов – его долю из первоначальных 10 тысяч долларов капиталовложений Haloid в исследование ксерографии. Ему был сорок один год. Четыре года спустя, в 1951 году, выплаты Карлсону от Battelle достигли 15 тысяч долларов; это был уровень, которого было достаточно, чтобы он и Доррис могли продолжать вести подчеркнуто скромный образ жизни, – у них был небольшой дом, и у них не было ни детей, ни экстравагантных хобби, – несмотря на то что Карлсон продолжал регулярно ходить на работу в Haloid до 1955 года и оставался консультантом компании до своей смерти в 1968 году. В 1953 году он продал свой старенький студебекер и купил новую машину. Он также купил участок в шесть акров к юго-востоку от Рочестера в малозаселенной сельской местности и построил более просторный дом, но без каких-либо претензий – типичный послевоенный американский дом с тремя спальными комнатами, и в этом доме они прожили последние годы своей жизни. (Позже он купил примыкающий участок в тринадцать акров, который он разрешил соседским детям использовать как площадку для игр и который потом был подарен городу для тех же целей.) В 1956 году, когда компания Haloid выкупила у Battelle его долю в ксерографическом бизнесе, Карлсон стал очень богатым человеком, так как 40 процентов акций и наличных денег, которые фирма Battelle получала в результате этой сделки, перешли к нему. Он распределил четвертую часть этих платежей среди тринадцати членов Фонда электрографии – между родственниками, которые в 1948 году помогли ему выкупить у Battelle его первоначальную ставку авторских процентов. Он продолжал получать авторские отчисления в течение еще десяти лет; в 1965 году они составляли что-то около 1/16 цента, полученного за каждую ксерокопию, сделанную по всему миру. В 1968 году журнал «Форчун» включил его в список самых богатых людей Америки, а он прислал в журнал краткую поправку: «Ваша оценка моего состояния завышена на 150 млн долларов. Я отношусь к группе с размерами дохода от 0 до 50 млн долларов». Главной причиной несовпадения данных состояла в том, что в течение уже более десяти лет Карлсон спокойно и обдуманно занимался тем, что можно было бы назвать вторым великим делом его жизни: он раздавал свое состояние. Его последней мечтой, говорил он неоднократно своей жене, было «умереть бедным человеком».
Карлсона можно считать уникальным явлением в истории возникновения мультимиллионных состояний в мире высоких технологий, потому что его необыкновенное богатство почти совсем не повлияло на материальные обстоятельства его жизни. Он носил костюмы от Хикли-Фримена, любил посещать хорошие рестораны, ему нравилось покупать подарки другим людям, но он не баловал себя и не потакал своим желаниям. «Его реальное богатство состояло из нескольких вещей, без которых он мог легко обойтись», – сказала Доррис после его смерти. Мало знавшие его люди редко догадывались, что он был богатым или состоятельным человеком; когда один знакомый спросил его, как он зарабатывает на жизнь, и он ответил, что работает в компании Хегох, этот знакомый предположил, что он был заводским рабочим, и поинтересовался, является ли он членом профсоюза. Карлсон так и не купил второго дома или второй машины, а телевизор в их доме появился лишь незадолго до его смерти. Он говорил Доррис, которая любила хорошо одеваться, чтобы она покупала все, что захочет, не глядя на ценники, но он редко тратил большие суммы на себя, и Доррис приходилось убеждать его не покупать на поезд билеты третьего класса, когда он путешествовал по Европе. Позже Карлсоны добавили к дому четвертую спальню и гостиную, чтобы не нарушать своего уединения во время приезда гостей, но Карлсон считал, что это добавление было необязательным, и сказал Доррис, что он был бы так же счастлив и, может быть, еще счастливее, живи он в трейлере во дворе. «Мне кажется, – говорила она, – он чувствовал себя виноватым, что у него такой приятный и удобный дом. А когда приходили люди и говорили: «Какой чудесный дом», он обычно отвечал: «Это все Доррис придумала».
Она так и не поняла, насколько серьезно он говорил о трейлере, но он часто упоминал его, и она в этом случае всегда поддразнивала его: «А ты захватишь с собой свои тринадцать стальных шкафов с картотекой?»
Несмотря на то что богатство вызывало в нем чувство неловкости, он любил свой дом и большой сад позади него. Летом 1928 года, вскоре после окончания двухгодичного колледжа в Риверсайде, он нарисовал в своей записной книжке план воображаемого загородного поместья – место, которое он мечтал когда-нибудь построить для себя. План имел прямоугольную форму и имел площадь «10 или 15 акров». Там был «английский фермерский дом», амбар, сторожка, дом для экономки, пруд для рыбной ловли, два садовых участка, роща ореховых деревьев, загон для скота, «холмистое пастбище» и место для кур и другой живности. Низкая каменная стена отделяла главный двор от одного из садов, и Карлсон сделал подробный проект этой стены (довольно странный), которая состояла из «белых каменных плит, гранитных валунов и красного кирпича», скрепленных черным «строительным раствором». Его реальное имение было намного скромнее. Если бы сегодня вы шли по старой улице, где стоит его дом, в Питтсфорде, пригороде Рочестера, вы бы никогда не сказали, что это дом богатого человека, но в нем воплощено такое же стремление к деревенскому уединению. Дом был построен на склоне холма, так чтобы подвальное помещение, где находился его кабинет, выходил окнами в сад
[39]. Он любил работать в саду, учить всяким трюкам своего кокер-спаниеля, гулять по берегу ручья у подножия холма, сидеть среди деревьев в месте, которое Доррис называла его «убежищем», и, время от времени, запускать змея. Он был спокойным и наблюдательным, и у него было то, что Доррис и другие считали сверхъестественной связью с другими живыми существами. Он однажды сообщил Доррис, что провел утро, «флиртуя с бабочкой», которая сидела на его пиджаке, пока он читал почту во дворе, а потом сопровождала его два или три часа, пока он работал в саду. Как-то друг заметил пчелу на его руке и велел ему стоять тихо, чтобы он мог прихлопнуть ее до того, как она укусит. Карлсон сказал ему, чтобы он не беспокоился, пчела его не укусит, и затем взял ее пальцами и отпустил. Двое приятелей однажды заметили, что кролики едят тюльпаны в его саду, а он ответил: «Да, едят. „Дамы“ – Доррис и их экономка – очень расстраиваются, а я поддерживаю кроликов».
