– Дорогая, можно мне взглянуть? – пропел этот гад, появляясь вблизи примерочной.
– Можно, – ответила я, критически разглядывая себя в зеркало.
Он меня тоже оглядел и спросил девицу, пасшуюся поблизости:
– А есть такая блузка, но на кнопках?
– Есть. С потайной застежкой, – обрадовалась та и удалилась, а я спросила:
– Чем тебе пуговицы не нравятся?
– Так их же расстегивать замучаешься. У меня просто нет на это времени. То ли дело – дернул раз…
– Вот сейчас очень хочется дать тебе в ухо.
– Со всей страстью разделяю твое возмущение, милая, – заметил он. – Но такой у нас образ.
Девица вернулась, и полемику пришлось прервать. На этот раз блузка его удовлетворила, и юбка тоже.
– Может, купим тебе платьице? – спросил он.
– Мне что, придется переодеваться?
– Покупки улучшают настроение. Ты выглядишь немного взвинченной… Вот я и решил: два-три платьица тебе не помешают.
Собрав вещи, я метнулась к кассе, но тут он сладким голосом пропел:
– Ты забыла про туфли…
Туфли стоили столько, что захотелось наговорить людям гадостей. Но когда я их надела и увидела свое отражение в зеркале… В общем, Берсеньев был прощен, а мое настроение значительно улучшилось.
Сергей Львович расплатился и оставил девицам чаевые, непомерно большие за чашку-то кофе. По пути к машине он разговаривал по мобильному, а убрав телефон, сообщил:
– Планы немного изменились. Придется ехать прямо сейчас. Где предпочитаешь переодеться – в машине или в магазин вернемся?
– В туалете переоденусь, – буркнула я, забирая из его рук пакеты.
На переодевание ушло минут пятнадцать, двигаясь в сторону выхода, я заметила салон оптики и завернула туда. Выбрала, для полноты образа, очки и, чрезвычайно довольная собой, появилась на парковке. Сергей Львович выпорхнул из машины мне навстречу.
– Дорогая, ты восхитительна! Как это я об очках не подумал?
Тут он подмигнул, а я с удивлением обнаружила, что от всего этого маскарада получаю удовольствие.
По дороге в офис, где работал Павел, Берсеньев меня инструктировал:
– На заднем сиденье папка. В ней бумаги, похожие на документы. Изображаешь крайнюю деловитость. Со мной в кабинет не заходишь. Никаких вопросов о Павле не задаешь, а вот по сторонам смотришь внимательно. Задача – выбрать «языка», от которого максимальная польза, то есть он достаточно близок к руководству и одновременно к лошадкам-трудягам. Поняла?
– Да. Что мы будем делать с «языком»?
– Пытать, естественно. Он выложит нам все страшные тайны. Если сам их знает.
Вскоре мы входили в здание из стекла и бетона неподалеку от старого цирка. Нас здесь уже ждали. Рядом с охранником замер мужчина лет сорока. Завидев нас, кинулся навстречу, приветливо улыбаясь.
– Сергей Львович? Очень приятно. Гаврилов Антон Александрович. За мной, пожалуйста.
В лифте мы поднялись на четвертый этаж. Антон Александрович улыбался, переводя взгляд с меня на Берсеньева, точно не мог решить, кто ему больше нравится.
Выйдя из лифта, я едва не присвистнула: передо мной было просторное помещение, залитое солнечным светом. В несколько рядов стояли столы, за которыми трудились граждане, в основном молодые. В кабинетах здесь не прятались. Впрочем, на начальство данное правило не распространялось. С левой стороны располагалось несколько дверей, на одной – надпись «Приемная», туда мы и вошли.
Берсеньев царственно кивнул находившейся там секретарше и еще трем мужчинам и, не задерживаясь, прошел в кабинет с лаконичной табличкой «Шаповалов Г.К.». Антон Александрович предусмотрительно забежал вперед и распахнул перед ним дверь, так что движение Сергея Львовича ни на мгновение не было приостановлено. Дверь захлопнулась, но присутствующие еще некоторое время на нее таращились, видимо, серьезно контуженные видом венценосной особы. В том, кто перед ними, сомнений, похоже, ни у кого не было, и даже отсутствие короны не смущало, а лишь свидетельствовало, что в подобных знаках отличия Берсеньев попросту не нуждается.
Тут я вспомнила о своей причастности ко всему этому великолепию и спросила:
– Где я могу устроиться? – Тон мой намекал на крайнюю стервозность и убежденность, что присутствующие по первому требованию должны вскочить и расстараться.
– Вот здесь вам будет удобно? – произнесла секретарша, указывая на стол по соседству, и поспешно придвинула к нему офисное кресло, до той поры стоявшее у окна.
Я в знак благодарности кивнула, села, закинув ногу на ногу, и с сосредоточенным видом принялась просматривать бумаги, гадая при этом, как высмотреть «языка», если от основной массы граждан меня отделяют довольно прочные стены. Мужчины, ожидающие в приемной, теперь все свое внимание переключили на меня. Один, понизив голос, спросил секретаршу:
– Это надолго?
– Встреча продлится двадцать пять минут, – шепотом ответила она. – Так заявлено.
И все дружно уставились на меня.
– Значит, двадцать пять, – сказала я, не поворачивая головы. Добавлять, что у моего шефа нет времени на праздную болтовню, я сочла излишним.
«Ему еще секретаршу надо успеть трахнуть в ближайшем туалете», – ехидно закончила я, само собой, мысленно, но по мужским взглядам, обращенным ко мне, сообразила: наши мысли, скорее всего, схожи.
Переговорное устройство ожило, и хозяин кабинета попросил три чашки кофе. Девушка кинулась к кофемашине, я поднялась и произнесла ледяным тоном:
– Извините, я сама.
Она замерла с открытым ртом, я приготовила кофе, поставила чашки на поднос и кивнула. Несколько заполошно она дрожащими руками взяла поднос и отнесла шефу. А я продолжила ломать голову, как выполнить задание.
В этот момент раздался звонок на мобильный. Звонила сестра, что было весьма кстати.
– Одну минуту, – сказала я и вышла из кабинета. С сестрой я разговаривала, понизив голос и прогуливаясь неподалеку от столов, обозревая офисное пространство.
Разговор длился недолго. Сестра спросила, как мои дела, я ответила «нормально» и задала свой вопрос:
– Можешь сказать, где работал Павел до встречи с тобой?
– В банке.
– А до банка?
– До банка нигде. Он устроился туда сразу после окончания института. Он в банке практику проходил, и руководство его оценило. Почему ты спрашиваешь?
– Для общего развития. Маме привет. Пока.
Я вернулась в приемную, разговор, который в полголоса вели без меня, тут же прекратился. Трое мужчин вроде бы старались в мою сторону не пялиться, но получалось у них неважно. Особенно старался молодой парень с ярко-рыжей шевелюрой, даже покраснел, так его разбирало. Он явно хотел что-то спросить, но не решился. Теперь все сидели молча, напряженно прислушиваясь, хотя из-за двери не доносилось ни звука.
