– Надеется, что мы раскопаем нечто такое, что поможет упечь Геращенко в тюрьму.
– Довольно наивно на это рассчитывать. В одном я не сомневаюсь: твой родственник об исчезновении Кассандры что-то знал. И поспешил смыться, когда выяснилось, что трое бывших дружков скоропостижно скончались.
– То есть ты уверен: Павел жив и прячется от убийцы?
– Уверен на девяносто девять процентов. Твоя сестра ведь видела его на пленке?
– Она могла ошибиться.
– Если он жив, наша задача найти его до того, как его найдет убийца. Павел предпочел утонуть, понимая, что скоропостижная кончина ему обеспечена.
– Иными словами, он знает, кто убийца?
– Надеюсь.
– А как мы его найдем?
– Что-нибудь придумаем.
Надо полагать, он имел в виду себя, я-то представить не могла, как отыскать Павла.
– О своих намерениях он жене, случайно, не рассказал? – усмехнулся Сергей Львович, поглядывая на меня.
– Полина мне бы врать не стала.
– Уверена? Она изображает несчастную вдову. И, чтобы развязать мужу руки, уезжает за границу. Для него наверняка важно знать, что семья в безопасности. Павел надеется либо сдать убийцу ментам, либо срубить на этом бабла. Факт его встречи с подозрительными типами, о которых нам поведал Рыжий, скорее свидетельствует о втором. Кстати, как у родственника с бабками? Не густо?
– Мне казалось, он хорошо зарабатывает, но квартиру купил в ипотеку.
– А насчет его человеческих качеств что скажешь? – Я пожала плечами. – Это не ответ, – попенял Сергей Львович.
– Если честно, он мне никогда не нравился. Но представить его в роли шантажиста, а уж тем более убийцы мне все-таки трудно. И еще. Что такого он мог знать, чтобы через столько лет заставить раскошелиться? Например, того же Геращенко?
– Допустим, Павел о чем-то догадался. Поначалу не обратил внимания на кое-какие факты. А по прошествии лет, успокоившись, сообразил, что к чему. Опять же не стоит забывать: на базе работали четверо, и кто из них в действительности прокололся, еще вопрос. Прочих могли убрать за компанию, чтобы основательно за собой подчистить.
– И это либо Геращенко, либо сам Никольский?
– Никольский – хозяин «Приюта», и его откровенность наводит на размышления. – Тут он кивнул на табличку с названием улицы. – Ну вот она, Большая.
Нужный нам дом оказался приземистым строением из белого кирпича с тремя окошками на фасаде. Не успели мы подойти к калитке, как со двора появилась женщина, встала, уперев руки в мощные бедра, и громко спросила:
– Чего надо?
– Поговорить, – приветливо ответил Сергей Львович и помахал удостоверением.
Признаться, я слегка запаниковала, тетка была из тех, кого называют бой-баба, и липовое удостоверение могло выйти нам боком. Но она, даже толком не взглянув на него, поспешила открыть калитку, хмуро поздоровавшись.
– Вы по поводу кражи? – спросила она, когда мы вслед за ней вошли в дом, и, видя легкое недоумение на наших лицах, ворчливо пояснила: – Сосед у меня бочку украл. В саду бочка стояла. Я участковому звонила.
– Нет, мы не по поводу бочки, – со всей серьезностью ответил Берсеньев. – Мы по поводу вашего сына.
– Максима, что ли? Так ведь утонул он. Какой теперь с него спрос?
Она, похоже, успела пожалеть, что пустила нас в дом, но было поздно, Сергей Львович расположился в чистенькой кухне, заняв место у окна. Уверена, хозяйка сама любила здесь сидеть и теперь вроде бы не знала, где пристроиться.
– Почто вам покойник? – осведомилась она.
– Возникли кое-какие вопросы.
– Если он чего на базе украл, так я о том не знаю и знать не хочу. Так и передайте.
– Кому? – удивился Берсеньев.
– Ну… – Тетка поерзала, глядя на него с сомнением.
– Вы как с сыном жили – душа в душу?
– Скажете тоже… Пил он. И нигде не работал, как от Никольского уволился. Так, подкалымит малость, когда звереть начну. Кому дрова распилит, кому грядку вскопает… Руки-то у него золотые, голова дурная. Жалко его…
Она вдруг разрыдалась, вытирая лицо цветастым фартуком.
– Друзья к нему приезжали?
– Друзья? Не было у него никаких друзей, если не считать Вовки Кривого. Живет тут с запойной мамашей, и сам алкаш. Я-то своему сказала, чтоб к ним ходить не смел. Но он, когда зенки зальет и ничего не соображает, бывало, забредал.
– А как же парни, что вместе с ним у Никольского работали?
– Мало ли, кто с ним работал! Хотя этот… Петька приезжал. В последний раз, когда Максима уже схоронили.
– Расстроился, наверное?
– Это да. Все поверить не мог… Повторял: как же так случилось? Вот так… Все пьянство проклятое. А он опять: странно это, говорит. Когда ведро-то выпьешь, и в луже утонешь. Отец его покойный сам себя спалил. Бензин сливал да себе на грудь плеснул. А потом закурить решил. Ожоги, несовместимые с жизнью.
– Печально. Максим на Никольского был сердит? Когда тот его уволил?
– Обрадовался, что теперь делать вид не надо, будто на работу ходишь. Никольскому памятник бы поставить, ни за что ему столько лет деньги платил. А мой-то еще брюзжать начнет: «чертово место». Это он про базу так.
– Странно. А что там такого особенного?
– Чего его слушать-то? Болтает всякую ерунду.
– А поконкретней?
– Вы чего от меня хотите? – разозлилась она. – Стану я пьяный бред слушать! Ему любая работа опричь души, вот и ныл.
– А на комнату его взглянуть можно?
– Смотрите сколько хотите. Я там ничего не трогала, до сорокового дня нельзя, а сейчас и некогда, сена козе запасти надо. Только зря время потратите. Если свистнул чего, то домой бы не принес. Я этого не одобряю. Пойдете смотреть-то?
Комната оказалась самой обыкновенной, чтобы попасть в нее, пришлось пройти через сени. Небольшое окошко, кровать, комод и продавленное кресло. Над кроватью – полка с книжками, в основном фэнтези.
Сергей Львович оглядывался, не вынимая рук из карманов джинсов. Надевать костюм, отправляясь на природу, он счел излишним. Просмотрел книжки, скорее для порядка, и, поблагодарив хозяйку, направился к выходу. В сенях его неожиданно заинтересовал верстак.
– Его инструменты? – кивнул он.
– Его. Продать бы кому, хоть за тыщу. Хороший инструмент, еще от отца…
– А это что? – Сергей Львович ткнул рукой в карту, висящую над верстаком. Судя по очертанию, перед нами было озеро, вблизи которого мы сейчас находились. Деревенские улицы, лес, болото и дорога. Несколько мест было отмечено красным фломастером.
