— Блохину, прозванную Леркой Шестипалой, знаете?
Сидевшие на диване зашевелились. Одна из них, рыжая, закутанная в байковое одеяло, вскинула голову. Катя увидела у нее под глазом лиловый синяк и ссадины на лбу.
— Блохина была здесь? — Катя подошла к девушкам. — Что она делала с вами?
Глаза рыжей блеснули, как у злого зверька.
— Что она делала? — прошипела она, распахнув одеяло. — А это видала?
Под одеялом на ней были только трусы и майка-"алкоголичка". На груди, плечах, бедрах — сплошные кровоподтеки.
— Видала? А это? — Рыжая с силой рванула на сидевшей рядом с ней товарке халат, оголяя спину: сплошные синяки. — Вот она что, тварь, с нами тут делала. Норма — семь, восемь клиентов за вечер. А не хочешь ехать к клиенту, не желаешь, чтобы он тебя без резинки но все дырки поимел, не хочешь, чтобы об тебя, как об пепельницу, окурки тушил, мадам наша Валерия, сука шестипалая, сразу урок тебе преподаст — дубинкой резиновой. Лупит тебя, а сама чуть ли не оргазм от этого испытывает, тварь, садистка. Уродка поганая, злобу свою за свое уродство на нас вымещает!
У рыжей началась форменная истерика. Она рыдала взахлеб, колотила кулаками по дивану. И вторя ей, тут же, точно кликуши, ударились в плач ее избитые, полуголые подруги по несчастью.
Приехала «Скорая», врачи. Прибыл из отдела дежурный следователь. К душным запахам женской тюрьмы прибавился запах успокоительных лекарств. К Кате подошел оперуполномоченный из отдела убийств, сказал, что дозвонился Колосову, проинформировал его об операции в притоне. Что Колосов уже на пути сюда, в поселок Красный Пролетарий.
Была уже глубокая ночь, когда все оперативно-следственные действия в доме-тюрьме были завершены. Колосов прибыл уже под самый занавес. От него пахло рекой и соляркой. Вместе со своими сотрудниками он тут же занялся допросом задержанных охранников притона. Из «газика» для удобства их пересадили в автобус ОМОНа.
Они были ошарашены мгновенной переменой собственной участи — вот, казалось, только что сидели себе, выпивали, смотрели телевизор, телок этих безмозглых сторожили, ждали звонка — везти ли очередную трахалку клиенту на забаву. И вдруг — бац, ворота с петель, ОМОН, штурм, стрельба в воздух, зуботычины, наручники. И мент какой-то из угрозыска теперь дятлом долбит их больные с перепоя головы вопросами о мадам Валерии, о шестипалой чертовке. Да им-то что до нее? На фиг им эта фурия бешеная была нужна? Они к ней и к ее девкам и касательства никакого не имели. Шестипалая с девками лучше надзирателя сама разбиралась. А они — просто охрана. Их дело — смотреть, чтобы девки решетки не перегрызли, не сбежали. А мадам Валерия с Бузой непосредственно бизнес вела, с Бузыкиным Олегом Петровичем. Его тоже здесь теплым взяли. И поделом — боссу спать по ночам полагается, а не ездить проверять — не дрыхнет ли на посту, не пьет ли водку его охрана.
Бузыкиным Олегом Петровичем оказался тот самый толстяк в спортивном костюме. На Катю он произвел самое отталкивающее впечатление. Бывают такие типы, после которых хочется сразу помыть руки. В его допрос Катя не вмешивалась. Сидела, слушала, как Колосов и рьяно помогавший ему участковый Кукушкин по крупице выжимают из него показания:
— Блохину Валерию знали?
— Не знал.
— Как не знали? А вот показания гражданок Цуркан, Ясинчук, Троепольской, Мигайло, что вы и гражданка Блохина в этом доме насильственно удерживали их в течение трех месяцев, заставляя заниматься…
— Никого я лично насильственно не удерживал. А Блохину… Мадам.., что ж, я знаю, конечно. Чего скрывать? — Бузыкин смотрел в сторону.
— А вы в курсе, что она убита? — спросил Колосов.
— Убита? Когда? Кем? Где?!
Катя слушала вопросы, ответы. Бузыкин вызывал в ней чувство гадливости. Катя пыталась представить его на пару с Валерией Блохиной. Вот была парочка. Вспомнила, как омоновцы отыскали в шкафу резиновую дубинку, которой Блохина избивала строптивых пленниц. В памяти всплыло лицо Блохиной на фотографии, ее уродливое тело на столе в анатомическом театре. Тюремщица, содержательница притона, садистка, отмеченная с рождения клеймом физического уродства…
Проститутки все в один голос твердят, что она вела себя с ними как надсмотрщица в концлагере, Катя не забыла, какие чувства она испытывала к Блохиной до этой вот ночи, до того, как услышала показания Камиллы Тростенюк. Ей было жаль тогда Блохину — жаль! Но разве можно было жалеть ее?
— Да вы что, я не убивал ее! — уши резанул яростный вопль Бузыкина. — Что вы мне тут шьете? Она ж курица была для нас с золотыми яйцами — девок находила, привлекала, с клиентами связь поддерживала. Сейчас навалом извращенцев — они ж все с ее рук ели! Она знала, кто чем дышит, кто что любит с девками и как именно. Она умела заставить этих гнид ленивых работать на нас! Зачем же мне было ее, такую бабу хваткую, умную, убивать? Вы не думайте, я сам забеспокоился, когда она вот так вдруг без звонка пропала. Но не в милицию ж мне было к вам идти? Я думал — мало ли что… Может, она заболела, в больницу легла, она ж этой была, ну почти инвалидкой детства… А может, думал, там задержалась…
— Где? — спросил быстро Колосов. — Она собиралась уехать на пару дней — куда, зачем?
— Да в Углич она поехала, на переговоры с клиентом. Она мне сказала — ей по электронной почте сообщение пришло. Клиент какой-то важный, требовательный, Я ж говорю: у нее связи среди этих, шизанутых, с вывихом — ого-го были, по всей стране!
— Она что же, знала раньше этого клиента?
— Понятия не имею. Наверное, знала. Она насчет связей своих никогда не распространялась. Берегла их — это ж капитал ее был личный. Говорила мне обычно, что, мол, есть клиент, хочет то-то и то-то. Мы везли ему товар, шлюху очередную. А в этот раз — я не знаю, видимо, предложение очень выгодное поступило, она, Валерка, и помчалась туда. Сказала мне, чтобы я был наготове, ждал ее звонка. Еще сказала, чтобы в порядок привел этих наших стерв — возможно, кого-то из них или сразу нескольких придется доставить к клиенту, когда она позвонит.
— Куда доставить? Это в Углич-то? Чего ты нам лапшу-то вешаешь? — повысил голос Колосов. — Это ж провинциальный город — тишь, глушь, беднота.
— Там вроде яхт-клуб какой-то на Волге, а может, база охотничья ВИП в окрестностях, я не знаю. Только раз уж Валерка сама туда намылилась ехать, значит, клиент стоящий был, это уж точно. У нее нюх на этих уродов капитальный был — она ведь того, сама с ба-альшими отклонениями баба была, — Бузыкин поморщился. — Рыбак рыбака видит, как в пословице…
— Вот вы друг друга и увидели, — подытожил участковый Кукушкин. — Спелись, гнездо здесь свили. Ну, ничего, лет шесть у тебя, Бузыкин, уже в кармане.
— Да вы сначала докажите.
— Докажем. Дома-то и участка кто владелец? Ты? Ты. Ну, вот притоносодержательство уже есть, доказано, а там и остальное на подходе.
Мощные прожекторы во дворе погасли. В разбитые во время штурма окна дома в тупике заглядывала луна. Катя вышла на воздух. Больше всего на свете ей сейчас хотелось, чтобы вся эта, по сути, ей же и заваренная каша закончилась. И они уехали бы подальше от всего этого страшного бедлама — от избитых полубезумных проституток, грязных матрасов на полу, вони, от тошнотворного Бузыкина и его рассказов, от странного, болезненного разочарования…
