— Не понимаю, — сказала она наконец. — Что же это? Такой разброс — Петергоф, Белозерск, наш подмосковный Октябрьский-Левобережный… Слушай, но вы все-таки установили, как тело Блохиной оказалось в кузове самосвала с гравием?
— Считай, что установили. — Колосов коротко поведал о своей речной эпопее. — Только убили ее не на том причале. И, по-моему, не на барже.
— А где же, где?
Колосов посмотрел в темное небо:
— Поздно уже.
— Ты опять что-то от меня утаиваешь? — не выдержала Катя.
— Кроме идентичного почерка и этих чертовых жетонов, все три убийства объединяет кое-что еще, — Колосов потер лицо рукой. — Башка у самого гудит — сил нет. Я ничего от тебя не скрываю. Только я сам еще все концы не связал. Если б ты только знала, Катя, сколько километров я сегодня проехал… Такая езда мозги в студень превращает.
— Ты всегда найдешь отговорку, лишь бы не посвящать меня в самое важное, — обиделась Катя, — Между прочим, я проехала сегодня не меньше твоего. И здесь, мы сначала без тебя, гениального сыщика, вдвоем с Иваном Захаровичем управлялись. Ладно, умолять тебя не буду. Обойдешься. Давай, что застыл? Заводи мотор. Кто меня домой отсюда повезет? ОМОН, что ли?
— Я пока что сам для себя не определил, что в этом деле самое важное. — Колосов послушно сел за руль и повернул ключ зажигания. — А с Блохиной правда ты здорово нам помогла. По крайней мере, мы теперь знаем, чем она зарабатывала себе на жизнь, чем занималась эта ее «фирма».
— Я и этого не понимаю, Никита.
— Чего ты не понимаешь?
— Как она могла, — Катя запнулась. — Она ведь из такой хорошей семьи. Мы же видели ее родных… Да, она инвалидом была с детства, была обезображена, но разве можно до такой степени из-за этого ненавидеть всех и вся? Ненавидеть людей? Как ты думаешь, нам удастся установить клиента, к которому она отправилась в Углич? Думаешь, Бузыкин нам в этом не соврал?
Колосов внезапно резко нажал на тормоз. Машина, уже начавшая выруливать на дорогу, остановилась.
— Как ты сказала? Черт, да она же в Углич ехала? Точно, как же это я сразу… Буза так ведь и сказал — в Углич, а это же.., это же… Тихо. Спокойно, — он перевел дух, взглянул на вконец удивленную Катю. — Не будем гнать коней во весь опор и еще раз все детально проверим.
— Что проверим-то? Никита, ты меня просто убиваешь.
— Проверим — причаливала ли в Угличе наша баржа.
Глава 12. ФЛАГИ ИЗ БЕТОНА
Катя боялась даже думать о том, что сделает с ней «драгоценный В.А.», когда она переступит порог квартиры. Она умоляла Колосова ехать быстрее. Но от Красного Пролетария до Фрунзенской набережной, до дома родного, не домчишься беспечной кометой. Колосов не спрашивал, почему она так погоняет его, отчего нервничает и явно трусит. Лишь сумрачно предложил у подъезда:
— Давай хоть до лифта провожу, темно ведь. — Ни в коем случае, — испугалась Катя. — Все, пока.
Он уехал, плюнув в сердцах. А она поднялась на лифте на свой этаж. Долго прислушивалась — не раздастся ли из-за двери рычание разъяренного голодного льва. Ей все чудилось — вот сейчас с грохотом и лязгом сдвинется вбок какая-то ржавая решетка и она, ослепленная ярким светом, очутится на древней как мир арене. И нет ей спасения — лев, господин, муж, царь, он уже ждет ее, щелкает зубами.
Катя, конечно, пыталась бодриться — ну, чего там, подумаешь, поздно вернулась, три часа ночи. Подумаешь — не позвонила, а может, в телефоне батарея села? Но дух ее был слаб.
Квартира же встретила ее темнотой и пустотой. Кравченко отсутствовал… «Ну, все, — с тоской решила Катя. — Он отправился меня искать. От него можно ждать чего угодно. Он и в главк может нагрянуть, на проходной скандал затеять. И в Химки. А они в дежурной части вполне его, скандалиста, могут задержать. Ой, что будет! Кошмар!»
Она бросилась к телефону и хотела позвонить ему. Но не решилась. Свернулась калачиком в кресле под неяркой лампой. И стала ждать — не остановится ли на набережной машина, не стукнет ли лифт.
Сама не зная как, она уснула. Проснулась от того, что почувствовала на щеке чье-то прикосновение. Открыла глаза. «Драгоценный В.А.» был близко-близко. Сидел на полу у кресла, распространяя вокруг себя такое амбре…
Катя зажмурила глаза. Ой, мамочки…
— Маленький мой, бедный Катеныш, — услышала она нетвердое, нежное, виноватое, — заждался, уснул. Меня, дурака, заждался, да?
Катя встрепенулась — что это значит?
— Ну прости, прости, мой зайчик. Задержался я. Но если бы ты знала почему! А позвонить — не позвонил, так, представляешь, сдуру телефон отключил и забыл про него совсем. А потом такие дела пошли, что… Ну, прости меня, — «драгоценный» потянулся и поцеловал ее руку, лежащую на подлокотнике кресла. — Мне про такой прикол рассказать тебе надо — не поверишь.
— Про прикол? — После всех своих приключений в Химках и в Красном Пролетарии Катя соображала туго. Кажется, он перед ней извиняется. Извиняется за то, что вернулся поздно и не позвонил. А как же тогда… Ой, мамочки…
— Ты где был, Вадик? — пролепетала она.
— Да я же говорю — прикол полнейший случился. Я раньше времени болтать не хотел. А тут такие дела поперли вдруг.
— Какие дела?
— Сначала скажи, что прощаешь и не сердишься.
— Я не сержусь. Какие дела? Ты где был? Кравченко грузно поднялся. Глянул на наручные часы.
— Скоро пять. Ночи какие-то короткие стали. А вроде осень…
— Мне вообще-то тоже многое тебе рассказать надо, — неуверенно пробормотала Катя. — У нас тоже такие дела — убийства серийные.
— Да хрен с ними — они у вас каждый день, — Кравченко легкомысленно отмахнулся. — Ты лучше спроси — с кем моя путь-дорожка снова пересеклась.
— С кем?
Кравченко усмехнулся, потом наклонился, поднял Катю с кресла и понес на диван. Он был в сильнейшем подпитии, а потому на редкость словоохотлив. Он рассказал Кате все — про звонок Долгушина, про его предложение, про поездку к нулевому причалу, про «Крейсер Белугин» и его сборный экипаж. Рассказал и про то, что задержало его до глубокой ночи.
Помимо всего прочего, Катя узнала о том, что обед на «Крейсере Белугине» затянулся. Обедали в небольшой каюте, рядом с рубкой, где все пространство занимал здоровенный овальный стол. Узнала она и о том, что пили за обедом не только обещанное хорошее французское вино, но и коньяк, и водку.
— Вообще-то выпить эти ребята там не дураки, — повествовал Кравченко. — Ну посидели душевно. Эх, ты бы видела Серегу… Он с Долгушина прямо глаз не сводил, каждое его слово ловил на лету. Ну, вроде и прощаться пора пришла. Но не вышло. Алексей Макарыч собственной персоной на борт пожаловал.
— Какой Алексей Макарович? — не поняла сонная Катя.
