Катя решила отсканировать и распечатать для себя снимки жетонов. Спустилась этажом ниже, в телестудию пресс-центра. У них, помимо сканера, имелся мощный, качественный фотопринтер. Из всех телевизионщиков в телестудии дежурил на телефоне только самый молодой — Костя Смагин, остальные все были в разъездах по районам. К Косте Смагину в гости заглянула знакомая девушка из информационного центра. Они собирались вместе идти в столовую обедать, а пока болтали в перерыве между телефонными звонками.
Катя попросила Смагина отсканировать и распечатать фотографии. Приятельница Смагина, в ожидании, пока он освободится, включила магнитолу. Тут же хотела переключить на другую радиостанцию, но Смагин сказал:
— Нет, Света, оставь это.
«Наутилус Помпилиус» исполнял песню «Князь Тишины». Это была явно ретро-запись начала девяностых — голоса были совсем еще юношескими.
— Да ну, — девушка Света из ИЦ убавила громкость.
— Не нравится? — спросила Катя.
— Да не поймешь ничего. Что за песня? Какой-то князь тишины. Почему-то «добрейший», куда-то идет и опять в какой-то тишине… Вообще, такое старье, сто лет назад так пели.
— Светка, это нетленка, — недовольно возразил Костя Смагин. — Если ничего в этом не понимаешь — молчи, не позорься.
— Ты много понимаешь. Подумаешь, — девушка Света из ИЦ тряхнула светлыми волосами. — Ну о чем они поют?
— Это поэтическая аллегория, — сказала Катя.
— А кому нужна эта поэтическая аллегория? На танцполе, где зажигать надо, танцевать? Колбаситься, кайф ловить? Вон про девушку Прасковью — все понятно. Про девушку Вику — тоже все понятно. У меня подружка по институту Вика есть, так она просто тащится от этой песни, тащится! Даже на мобильник ее скачала. А тут скукота какая-то: князь какой-то в тишине… Заумь какая-то. Это уже не модно совсем.
— А «Крейсер Белугин» тебе нравится? — спросила Катя.
— Нет, не знаю. Это тоже какое-то старье. Мура.
— «Крейсер» «Наутилусу» подражал. Только ничего хорошего из этого не вышло, — с видом авторитетного знатока заметил Костя Смагин. — Он вообще сейчас в загоне полнейшем. Бутусова хоть иногда по телику показывают. А Долгушина я уже года три нигде не видел. И концертов его нет. И компакт-диски почти не выпускают.
— А ты бы пошел на его концерт? — спросила Катя.
— Конечно, — Костя Смагин кивнул, — вот мужики были, вот рок был. А сейчас рок сдох. Остались только Вики, Прасковьи и прочие дебилки. Светке нашей на радость.
— Дурак! — девушка Света вскочила. — Самый умный, да? Да знаешь, кто ты после этого?
— Света, он совсем не хотел тебя обидеть, — вмешалась Катя.
— Он всегда вот так со мной. Дурак! — Девушка выскочила из телестудии.
— Чего она? — спросил Смагин. — Ненормальная?
— Она нормальная. А ты грубиян хороший, — сказала Катя. — Сейчас распечатаешь фотографии, пойдешь в информационный центр и извинишься перед ней.
— За что?
— За то, что несовпадение вкусов в музыке — не повод для того, чтобы оскорблять человека, который расположен всей душой к тебе. Ты ей нравишься, неужели не замечал?
Смагин покраснел, включил распечатку. Принтер начал выдавать снимок за снимком.
— Между прочим, Виктор Долгушин сейчас в Москве, — заметила Катя. — Только концерта его все равно не будет.
— Вот, — Костя Смагин протянул ей фотографии. — Откуда ты про Долгушина знаешь? Из «Досуга»?
Катя покачала головой:
— Нет. Костя, а тебе сколько лет? — спросила она.
— Двадцать, а что?
— Ничего, так. Удивительно, что ты еще что-то знаешь про «Крейсер Белугин», про «Наутилус» что-то помнишь.
— Как это понимать? — Смагин насупился. — Я кто по-твоему — одноклеточный? Дебил?
Катя забрала снимки, потрепала его по плечу. Грустно, но по сравнению с юным, красным от смущения Смагиным она чувствовала себя старой, как черепаха Тортилла.
У себя в кабинете она снова вернулась к сличению номеров на жетонах. Переписала их для себя на этот раз все в столбик. Уже знакомая ей запись с жетона Блохиной «К2011У№258» теперь шла последней. Первым былномер с жетона неизвестного мужчины из Петергофа: «КЗЗУ№2512». Строго под ним Катя записала номер с жетона Манукяна: «К1510У№208».
Набор букв и цифр выглядел совершенно хаотичным и бессмысленным: какие-то сотни, тысячи — чего?
Катя записала для себя в блокноте: «Спросить у Никиты — пытаются ли они установить место, где были изготовлены жетоны? Можно ли установить место, где производилась гравировка надписей?»
Жетоны были не только одной из главных деталей, объединяющих все три убийства в серию. Они являлись своеобразной визитной карточкой убийцы. Он оставлял эти знаки на трупах намеренно. "Возможно, — подумала Катя, — и это тоже для него, как и разрезание, удаление одежды с трупов, — своеобразный ритуал. А значит, и надписи имеют тоже ритуальное значение. Кроется ли в них какой-то шифр? Или это просто чисто произвольный набор букв и цифр? Может быть, буквы "К" и "У" означают инициалы самого убийцы? Например, какой-нибудь Константин Устинов, или Кирилл Утробин, или же, наоборот, Устин Карпов? Интересно, эта версия Колосовым проверяется — нет?"
Одно ясно: раз убийца каждый раз берет эти жетоны с номерами на место очередного убийства, значит, он придает им совершенно особое значение. Эти жетоны, возможно, чем-то чрезвычайно важны для него самого… Чем-то важны… Чем же?
Нет, сказала Катя сама себе, обо всем этом надо будет еще не раз хорошенько подумать на свежую голову, в тишине. Бессонная ночь и рейд в подпольный притон не располагают к разгадке цифровых головоломок. И вообще тут нужен специалист по шифрам, а возможно, и по тайнописи.
Она отложила фотоснимки и снова вернулась к справкам — перешла к материалам по убийству в Белозерску. Значит, труп Манукяна был обнаружен 21 августа, утром. А убийство произошло днем раньше — 20-го… Внезапно что-то привлекло ее внимание, она вчиталась в справку. Нет, все правильно, так и написано — двадцатого августа…
Что-то снова мелькнуло — мгновенной далекой молнией, озарением, но… В кабинете раздался пронзительный телефонный звонок — и Катя сразу же отвлеклась и забыла. Звонил Сергей Мещерский. Он был переполнен вчерашними новостями. У Кати тоже имелось, что порассказать ему.
Глава 15. БАРОН ТУЗЕНБАХ
Это был еще один не совсем обычный день для Вадима Кравченко. Позже, когда все они попали в круговорот непредсказуемых и трагических событий, именно этот день представлялся ему самым настоящим затишьем перед надвигающейся бурей.
День этот он целиком провел рядом со своим клиентом Алексеем Ждановичем и был им весьма удивлен.
Ночью после гонки по Москве он проводил Ждановича и Лилю на «Крейсер Белугин». Утром же вновь присоединился к своему клиенту уже не на нулевом причале, а в гостинице «Россия». Известил его о своей «передислокации» сам Жданович. Он позвонил Кравченко на мобильный:
