— Про базис что-то туманно, не пойму.
— Я ж говорю — разное у нас с вами мировосприятие, — тут язык Ждановича слегка заплелся. — Эх, сансары мои, нирваны… Вот и с покойником тоже — ну, не сошлись. Ди-а-мет-раль-но.
— Вы не хотели, чтобы он пел, выступал? Но разве это…
— Да, мне не хотелось. Мне все в нем не нравилось. Я терпеть его не мог. Но вот он в земле лежит. И все это мое отношение уже неважно — ему, не мне.
— Вас обрадовало известие о его смерти?
— Я не заплакал.
— Я давно как-то в газете читал ваше интервью — вы так вдохновенно о вере говорили, о боге. А разве бог не велел прощать?
— Вы из милиции или из общества адвентистов седьмого дня?
— Я из милиции. Ехал к вам сюда в гостиницу, волновался, как пацан, — Колосов усмехнулся. — М-да… В понедельник вам придется прибыть по этому вот адресу в прокуратуру области. Вот повестка на десять часов. Вас допросит следователь, ведущий дело об убийстве.
— Ладно, я приеду, — Жданович смял повестку как промокашку. — У вас все ко мне? Тогда до свидания. Мне вон сына надо к его матери везти.
— Вы хотели его с собой в Питер взять? Мне на теплоходе ваши друзья сказали.
— Хотел, — Жданович покосился на сына. — Да вот он что-то такой перспективе не рад. А, Леш?
— Пап, ну ты как маленький. Ну, как это я с тобой поеду? — рассудительно возразил Жданович-младший. — Мать против, отчим против. У меня школа, семинар, английский, французский, потом теннис…
— Доиграешься в свой теннис — сошлют вот тебя, как царевича Димитрия, в монастырь, — невесело усмехнулся Жданович.
— Да чушь все это! Это просто тетя Женя матери идею подкинула, — с досадой отмахнулся мальчишка. — Ну, мать и загорелась, ты же ее знаешь. Но это меня еще надо спросить — захочу ли я туда.
— Самостоятельный какой он у вас, — заметил Колосов.
Жданович глянул на него:
— Слишком уж. С отцом вон ехать не хочет. Скучно ему со мной, видите ли.
— Вам не нравится, что он живет здесь, а не с вами?
— А чего хорошего он тут, в Москве, видит-то? Компьютер свой? Кирку Бокова вон? «Фабрику»? Ящик этот тупой?
— Ну, раз так, то в монастыре лучше, чем…
— Я не допущу, чтобы моему сыну выбирали методы воспитания по принципу моды, — резко оборвал Жданович. — Тоже мне — Пармская обитель… Превратили все в балаган. — А с тобой, папа, я тоже не поеду, — Жданович-младший поднял белобрысую свою двенадцатилетнюю головенку. — На фиг, на фиг. Ты снова пить начнешь, а я что буду с тобой делать, а?
Колосов глянул на бутылку коньяка на бюро, на Ждановича. Лицо его было землистым, отечным. Так ли уж он был равнодушен к визиту милиционера или все это лишь маска? И этот порыв — похищение сына — так ли уж все это было спонтанно?
— Вы случайно гравера хорошего не знаете? — спросил вдруг Колосов.
— Что? Кого? Какого еще гравера? — стекла очков блеснули: Жданович дернулся.
— Так. Увидел сейчас брелок у вас на шее, на цепочке. Оригинальный брелок… Чего-то выгравировано на нем… Из гильзы сделано пистолетной вроде, а?
— Это в Косово мне подарили ребята наши, миротворцы. Я концерт им давал. — Жданович спрятал цепочку под футболку. — Давно. Зрение какое у вас острое.
— Да не жалуюсь пока, — ответил Колосов.
Глава 25. ПЕРВАЯ ЖЕРТВА
В субботу Никита Колосов приехал на работу как ударник — в восемь утра. Не спалось, не отдыхалось. Лихорадочное нетерпение и тревога гнали его в главк: что произошло за ночь — там, на «Крейсере»? Он сразу взялся за рапорты суточного наблюдения за теплоходом, которое сам же и организовал вчера, после возвращения из «России». То, что такое наблюдение отныне станет неотъемлемой частью поиска, было аксиомой, которую уже не требовалось никому доказывать. Негласное наблюдение за подозреваемыми всегда являлось фактором, несколько стабилизирующим обстановку вокруг дела — вроде колпак завис, все под контролем, чего ж горячку пороть, можно и о комбинациях каких-нибудь мудреных поразмыслить. Но на этот раз никакой стабилизации Колосов не заметил и не почувствовал. Все по-прежнему оставалось в подвешенном состоянии. И завтрашний день представлялся пока еще весьма туманным. Доказательств же, доказательств, улик материальных, кроме пистолетных гильз, пуль, жетонов, не было вообще!
Рапорта наблюдения за первые сутки сводились к одному: теплоход места прежней своей стоянки в течение всей ночи не покидал, с борта никто на берег ночью не сходил, движение на палубе прекратилось около часа ночи, примерно во столько же погас и свет в большинстве кают.
Около часа Колосов работал с компьютерной пулегильзотекой «Таис» — эксперты провели исследование пуль, изъятых с мест убийства Блохиной и Бокова, и сравнили их с данными баллистических экспертиз по остальным двум убийствам. Везде фигурировали пули пистолета «ТТ», но вопрос тождества оружия пока оставался открытым.
В половине десятого позвонили с первого поста наблюдения: на теплоходе началось движение. Трое, как докладывало наблюдение — девушки и Петр Сухой — Саныч, — на вызванном из райцентра радиотакси отбыли в направлении Дмитровского шоссе. Наблюдение довело их до супермаркета, где они взяли по тележке и начади отовариваться.
К десяти от дежурного по информационному центру пришли первые данные проверки команды и пассажиров теплохода по банку данных. Колосов вчитывался в список фамилий пассажиров: Алексей Жданович, Виктор Долгушин, Петр Сухой, Лилия Пономарева, Варвара Сокольская — никто из этих людей никогда не привлекался к уголовной ответственности, не был судим.Более или менее интересна данная информация была лишь по капитану теплохода Аристарху Медведеву. Тот, оказывается, в далеком 89-м году привлекался по статье «хулиганство» за драку Петроградским РУВД города Ленинграда. Однако дело в отношении него было прекращено за недоказанностью. Формулировка прекращения была вполне ординарной, однако Колосов тут же отправил запрос в Петербург по затребованию из архива справки по уголовному делу, по которому в молодости проходил капитан «Крейсера Белугина».
Довольно оперативно были собраны, правда, небогатые материалы на семейство Сухих, которым Колосов всерьез заинтересовался после скандала на теплоходе. Увы, по поводу самого интересного фигуранта — Саныча не было ничего, кроме подтверждения паспортных данных и справки из военкомата о предоставленной ему отсрочке в связи с учебой в Финансовом институте. Сюда же прилагалась и еще одна справка о переводе его с третьего курса института на третий курс экономического факультета Гуманитарной академии. И это было все.
А вот на его родителя Александра Кузьмича Сухого данных было больше — оказывается, никакого отношения этот гражданин к самолетостроению не имел, однако владел успешным бизнесом, входил в попечительский совет сразу нескольких инвестиционных и благотворительных фондов, имел прекрасный загородный дом в Одинцовском районе Подмосковья и три квартиры в строящихся элитных жилых комплексах в Сокольниках и Крылатском. Был женат вторым браком на гражданке Куницыной Алене Леонидовне. В общем, по мнению многих, это был золотой отец в полном смысле этого слова, и такая странная открытая вражда с ним сына и единственного наследника была для Колосова фактом, требовавшим объяснения.
