— Что ненавидите?
— Мимикрию. Весь этот дьявольский камуфляж. Сам дьявол сидит и их точеных головках, сам дьявол глядит на нас их невинными глазами. Короче, я пошел за ней следом. За этой лживой, подлой, завуалированной сукой.
— Куда?
— Туда, куда она направлялась. Как раз в сторону того участка, на котором ее потом нашли.
— И вы преследовали ее по пятам, да? Она вас видела?
— Нет, не думаю, — на лице Лизунова блуждала кривая усмешка. — Когда это самое на меня накатывает, я не узнаю себя. Я начинаю видеть в темноте, как кошка, я делаюсь стремительным и ловким. Я крадусь, и ни одна ветка не хрустнет у меня под ногами. Я, знаете ли, воображаю себя тигром, хищником. Этакой беспощадной машиной для убийства.
— У вас было с собой оружие?
— Естественно. Вот этот нож, — Лизунов нагнулся, щелкнул замком портфеля и достал жуткого вида поварской нож. — Вот, тут и кровь запеклась, видите? Я намеренно не стал уничтожать улики. Мне нечего скрывать, — он небрежным жестом положил нож на стол. — Это самое лезвие я и вонзил.., в это упругое, жадное до секса, развратное тело.
Катю больше всего поразило то, что Колосов никак внешне не отреагировал ни на «орудие», ни на слова Лизунова. Следующий вопрос был задан самым обыденным тоном:
— Ну и как же это все между вами произошло?
— Да очень просто. Я догнал ее. Она вскрикнула, испугалась. По моему лицу она догадалась, что ее ждет. Попыталась ударить меня, вырваться. Но ей ли со мной бороться? — Лизунов закудахтал смехом. — Я ощущал жар ее тела. Меня охватил какой-то дикий первобытный восторг. Я чувствовал себя на необыкновенной высоте. Я повалил ее на землю. Разорвал на ней платье…
— Вы сначала говорили, что потерпевшая была одета в джинсы и куртку.
— Ну, я не помню таких деталей. Я был возбужден, опьянен. Я разорвал на ней верхнюю одежду. Разорвал бюстгальтер. Он-то на ней был?
— Вам это лучше знать, Лизунов.
— У нее была красивая грудь, у этой маленькой потаскушки. Грудь — это наипервейшая вещь… Я видеть спокойно не могу это.., эти… — Лизунов наклонился, закрыл лицо руками. — Я шалею. Она завизжала, и я нанес ей удар ножом в грудь. Потом ударил еще, еще. Это было море крови. Вы себе не представляете. Это половодье чувств, крови и плоти. Я просто обезумел. Я схватил ее за руку.
— За руку?
Кате в вопросе Колосова почудилась настороженность. Весь предыдущий монолог Лизунова он слушал молча.
— Ну да, за руку, — Лизунов вздохнул. — Вы хотите знать, что я сделал дальше?
— А что вы сделали дальше? Ваша жертва была мертва или еще жива?
— Она еще дышала. Но я перерезал ей горло вот так, одним движением. Схватил труп за руку и потащил. Я хотел его спрятать. Там была куча гравия на этом участке. Я забросал труп гравием.
— Зачем же было себя утруждать? — спросил Колосов. — Не проще было бы оставить все как есть?
— К этому времени я пришел в себя и ужаснулся содеянному. Меня мучил страх и угрызения совести. Я не мог видеть это истерзанное тело. Я страдал… Как я страдал! Я ведь не сразу явился к вам с повинной — заметьте. Все эти дни я боролся с собой. Поле битвы — душа человеческая… — Лизунов со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы, — после жесточайшей борьбы я решил явиться к вам добровольно. С этим во мне ведь надо же что-то делать, понимаете?
— Да, конечно, — Колосов спрятал нож в сейф. — А как же наш с вами прошлый случай — тот, задушенный старичок в Мытищах?
— О, это была ошибка, — Лизунов развязно отмахнулся. — Не знаю, что на меня тогда нашло. Мужчина — это вообще не мой тип. Старика я, естественно, не душил. На черта мне сдался старик? Я убил девушку в Октябрьском-Левобережном и спрятал се тело в гравий. За это я готов сесть в тюрьму. Вот, все необходимое я взял с собой, — он ткнул ногой портфель. — Смена белья, безопасная бритва, пресса… В тюрьме разрешают выписывать газеты? Я привык регулярно читать прессу. Очень важно, что и обо мне теперь напишут. Я надеюсь, мое дело вызовет большой интерес общественности. Возможно, я сам напишу книгу. У меня есть о чем рассказать миру.
— Вы от нас ничего не утаили? — спросил Колосов.
— Я? Что вы! Я ведь даже нож вам принес.
— Нож-то совсем новый. Только что купленный. — Колосов покачал головой. — Да, история. Ну что же, пойдемте, нас с вами заждались.
— В тюрьме? Я готов, — Лизунов встал, взял портфель. — Позвольте, я только сначала позвоню маме.
— Я позвоню вашей матери сам. Пройдемте в соседний кабинет.
— В прошлый раз вы ей наговорили про меня бог знает что. Нет уж, лучше я сам.
— Пройдемте в другой кабинет, — Колосов без всяких церемоний начал теснить Лизунова к выходу.
Катя осталась одна. Ну дела. Что же, можно садиться и писать готовый репортаж о раскрытии?
Колосов вернулся через пять минут. Прямо из бутылки выпил минеральной воды.
— И как твое впечатление? — спросил он.
— Во-первых, здравствуй, Никита. Рада тебя снова видеть живого и здорового. — Катя сравнила: изменился ли начальник отдела убийств за эти месяцы? Да нет, ничуть. — Это и есть убийца? Типичный психопат по поведению. Ну хотя бы сам во всем признался. — Катя следила за реакцией Колосова. — Ножик нон окровавленный приволок в подтверждение.
— Все врет сукин сын.
— Кто, Лизунов?
— Все вранье от первого до последнего слова. — Колосов сел на угол стола рядом с Катей. — И что мне с этим уродом делать? Пятый раз он ко мне с вещами является — сознается. В прошлый раз брал на себя убийство пенсионера в Мытищах. Проволоку, паразит, в качестве улики приволок, мол, это удавка у него была такая. А до этого брал на себя убийство в подъезде барменши из Отрадного, а еще раньше…
— Откуда же он узнает о преступлениях?
— А из местной прессы, — Колосов смотрел на Катю. — Из центральной прессы, из областной. Он и «МК» почитывает, и этот ваш «Вестник», и «Криминальную хронику». Узнает какие-то подробности из газет и является каждый раз мотать мне нервы.
— И как же ты реагируешь?
— Ну, ты же все видела. — Вы, когда из кабинета вышли, часом его с лестницы не спустили?
Колосов устало усмехнулся.
— А в этих его показаниях действительно ни одного слова правды? — Катя не помнила лицо Лизунова. — Вообще кто он такой? Чем занимается?
— Да ничем он не занимается. Живет с престарелой матерью в двухкомнатной квартире. У них еще квартира есть — от бабки досталась. Ту они сдают. На это и живут. Сам он холостяк. Инвалид второй группы.
Катя покрутила пальцем у виска.
— Нет, — ответил Колосов, — Сколько мы экспертиз ему ни назначали, каких-то особых отклонений психиатры у него не нашли. Инвалидность у него из-за диабета. А явка с повинной у него вроде хобби. Сахар, что ли, ему каждый раз в башку ударяет?
