— К чему ты мне все это так подробно излагаешь?
— Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого, где в качестве сотрудницы работала невеста капитана Медведева, из-за которой он едва не убил человека, — это Кунсткамера, — Колосов смотрел на Катю. — Какие-нибудь далеко идущие выводы из этого факта уже будем делать или пока погодим?
Глава 29. ТЕМНАЯ СТРАНА
Капитан «Крейсера Белугина» Аристарх Медведев был рад, что судно его наконец-то снялось со своей затянувшейся стоянки. По мнению Медведева, сниматься было давно пора. И, возможно, этим избежать таких неприятностей, как неожиданный визит на борт милиции. Этот самый визит продолжал оставаться на теплоходе главной темой всех разговоров. Поездки Ждановича вместе с охранником в прокуратуру тоже ждали с тревогой. Но допрос был отложен, и это лишь подогрело общее нервозное настроение. Трудно было в такой обстановке сохранять ясную голову — трудно, даже капитану. Впрочем, на все происходящее Аристарх Медведев имел свой собственный взгляд. И делал свои собственные выводы. По его мнению, следовало, снявшись с якоря, идти не в Москву, как то было запланировано раньше, а, скажем, в Нижний или еще куда подальше. На реке свои законы. Как говорится, пишите письма, ловите судно — щепку утлую на необозримых водных просторах великой темной страны.
Такой темноты, какая бывает ночью на реке, нет, пожалуй, больше нигде. Мощный носовой прожектор и тот способен осветить впереди по курсу лишь узкую полосу воды. Не видно ни зги, дождь заливает палубы, потоком струится по окну рубки. Далеко впереди из тьмы подмигивают дьявольские огоньки — красный, красный, зеленый, красный. Там — шлюз. Но до него много миль. Эта ночь — ночь капитанской вахты, бессонная до самого утра.
— Аристарх, а мы тебе чаю горячего принесли, вот!
Капитан оборачивается через плечо. Он стоит у штурвала. В ночь капитанской вахты и во все другие капитанские часы посторонним заходить в рубку не заказано. Капитан видит Марусю и Лилю. Лиля держит термос с горячим чаем, Маруся, одетая в пижаму и байковую курточку, протягивает тарелку, полную бутербродов. В отличие от своей няни, она с капитаном давно и прочно на «ты».
— Спасибо, Марусенок. Никто, кроме тебя, обо мне не позаботится, не вспомнит, — он разговаривает с девочкой, но смотрит на ее няню. — А вы чего не ложитесь, братцы-кролики? Восемь склянок скоро пробьет.
— Я днем спала. Не могу я все время спать! Я хочу тут с тобой сегодня быть, — Маруся карабкается на капитанское кресло, — хочу смотреть, как мы плывем.
— Идем, Марусенок, идем мы полным ходом. Плывет, это знаешь что?
— Знаю. Какашка! — радостно объявляет Маруся. — А у нас — компас и машина-зверь.
— Точно, — Аристарх забирает у Лили термос. Словно случайно касается ее руки. — Озябла?
— На корме стояла. Темно там, — Лиля ловит Марусю, которая вертится на вращающемся кресле. — Ну, пойдем, мы тут мешаем.
— Кто мешает? Вы мне? — Аристарх улыбается девочке, но отвечает няне:
— Эх, Лиличка, ты прямо как от чумного, атипично-пневмоничного от меня бежишь. И куда бежишь? Бежать-то некуда. И не к кому. — Он умолкает, а затем спрашивает уже совсем иным тоном:
— Ну, что, угомонился наконец твой-то? Думал я, после прокуратуры он снова на мир озлобится, встретит нас уже на причале, на Речном, с бодуна хорошего, а он взял и вернулся. Тут, значит, сподручнее ему квасить. Магнит его сюда какой-то тянет.
— Алексей Макарович очень устал. Ему сейчас просто некуда больше пойти, номер свой в гостинице он сдал, — Лиля отворачивается от пристального взгляда капитана. — А вы ошибаетесь. Нет тут никакого для него магнита.
— Есть. Для меня-то вот есть. Эх, Лиличка, дорогая…
Дверь открывается, и в рубку вваливается Саныч. С куртки его ручьем течет вода.
— На корме все лампочки разом вдруг перегорели, — сообщает он. — Темень как в… — он видит Марусю и не заканчивает фразы, помня давнюю просьбу Долгушина не выражаться при ребенке.
— Саныч, ты б заглянул минут через пять, — бросает ему капитан Аристарх, — ты все равно мокрый. Помойся там еще дождиком, а?
— Лилька, не верь, что б он тебе ни обещал. Все он врет, — хмыкает Саныч и ныряет из рубки под дождь.
Они остаются, а он спускается по трапу на нижнюю палубу. В кают-компании грохочет телевизор, заглушая мужские голоса. Там Жданович и Долгушин. Саныч, не обращая внимание на дождь, облокачивается о борт и смотрит в темноту. Итак, они возвращаются… Так, пожалуй, даже лучше. Голоса в кают-компании гудят. Споры, разговоры… Вот у него сегодня тоже был один разговор. Отчего-то он все никак не идет из головы… Саныч закрывает глаза. Век бы вот так куда-то плыть и никуда не причаливать. Но завтра в пять утра они снова встанут на якорь уже в Москве. Нет, это не конец их общего большого путешествия. Это всего лишь очередная стоянка на маршруте. Так много рек на свете, и по ним можно добраться до разных мест. Жаль только вот, что нельзя доплыть по этим рекам на этом «Крейсере» до рисовых полей в зеленых долинах, садов Шалимара и озер, заросших лотосами. Туда в конце концов придется идти одному и пешком по пыльным дорогам… Возможно, это паломничество случится скоро, а возможно, и никогда.
Саныч засовывает руки глубоко в карманы своей насквозь промокшей куртки. Правая рука нащупывает холодную твердую квадратную пластинку. Металлическая поверхность ее пока еще гладкая со всех сторон. А сбоку просверлено маленькое круглое отверстие, через которое продет кусок крепкого капронового шнура. Скомканный, он занимает в кармане совсем мало места. А если ее натянуть — больно режет пальцы, однако никогда не рвется.
Глава 30. РАЗНЫМИ ПУТЯМИ
— Катя, ты столько тут всего нам сейчас наговорила, что… Одним словом, тебе не кажется, что все это как-то не очень логично и не слишком правдоподобно?
Вопрос был задан Сергеем Мещерским неуверенным и довольно-таки нервным тоном. Мещерскому снова пришлось задержаться у Кати и друга детства Кравченко. В то самое время, пока теплоход «Крейсер Белугин» на среднем ходу шел сквозь ненастную дождливую ночь в столичный речной порт, Катя дома затеяла с мужем и другом детства совещание-спор, который все никак не мог закончиться.
Однако на этот раз спорил в основном Мещерский. Кравченко по-прежнему хранил молчание. Все эти дни он провел дома и явно уже начинал тяготиться ролью «самого больного в мире».
Катя рассказала ему и Мещерскому все. До этого у нее была долгая беседа с Колосовым. Они перешли из кабинета пресс-центра в розыск и начали сопоставлять последние данные проверок маршрута теплохода. Даты стоянок «Крейсера Белугина» в портах и точное время прохождения его через шлюзы скрупулезно проверялось на всем пути из Петербурга в Москву. Колосов свободно, в отличие от Кати, ориентировался в расписаниях и графиках, проверенных сотрудниками отдела убийств, срочно откомандированными в Череповец, Белозерск и Углич.
