– Валяй, – одобрил ее планы я. – Ну-ну. Айда со мной в ванную, посмотришь, как лихо я бреюсь!
Глава седьмая
Недооценил я Маринку. Она и в самом деле решила за мной бдить. Не успел я в субботу выйти из подъезда, с удовольствием вдохнуть сладкую летнюю утреннюю московскую пыль и удовлетворенно прищуриться на еще не жгучее солнце, как сверху раздался вопль:
– Смолин! Стой, дело есть!!!
Это была она, Маринка.
И вот тут я допустил ошибку. Мне бы сразу смыться, без оглядки на ее крики и возможную последующую нервотрепку, а я просигналил в ответ и решил ее дождаться. С чего я взял, что она мне хочет что-то важное сказать?
Видимо, дело было в благодушии. Этой ночью я впервые за последние дни спокойно спал и никто мне не помешал в этом – ни живые, ни мертвые.
– Стоять! – буквально секунд через тридцать вылетела моя соседка из подъездной двери. – Куда собрался?
– А тебе не пофигу? – немного даже опешил я от такого наглого вопроса.
– Чудак ты человек, – подтянула «велосипедки» Маринка. – Сказано тебе – ты у меня под колпаком.
Она прищурила правый глаз, состроила гримасу в духе «Большой брат следит за тобой», да еще и пальцами некую манипуляцию произвела, давая мне понять, что я теперь в сторону не вильну.
Это, возможно, и произвело бы на меня хоть какое-то впечатление, кабы не ее внешний вид. Взлохмаченные после сна волосы, майка на три размера больше, уже упомянутые «велосипедки» и домашние тапки. Ну вот не тянет она на сурового стрингера, который готов поведать людям обо всех оккультных тайнах Вселенной.
– Польщен, – шаркнул ножкой я. – Ну все, бывай. Мне пора.
– Куда! – возмутилась Маринка и вцепилась в мой рюкзак. – Без меня?
Бедный Родька. Я, не придумав ничего лучшего, его как раз туда и посадил, перед этим выдав пачку сахара-рафинада, чтобы жизнь немного послаще казалась. Представляю, что он сейчас испытывает.
Кстати – для меня явилось сюрпризом, что моего нового слугу надо в чем-то транспортировать. После его эффектного появления в моей квартире мне думалось, что у него есть возможность перемещаться в пространстве без посторонней помощи. Ну или там невидимым.
Да фиг. Пришлось засовывать в рюкзак и тащить на собственном горбу.
А как он попал ко мне в квартиру в первый раз, он мне так и не сказал. Лапками помахал, мех потопорщил – но не сказал.
Я так думаю – с помощью Вавилы Силыча, которого он теперь выдавать не хочет.
– На работу иду, – попытался отмазаться от Маринки я. – На трудовой подвиг.
– Врешь, – помахала пальцем она. – Даже врешь-два. Во-первых, ты лентяй и на работу сверхурочно сроду не выйдешь. Ну если только тебя совсем уж за яйца не возьмут.
– Еще деньгами можно подманить, – проворчал я, признавая ее частичную правоту.
– Во-вторых – это твой рюкзак, – обличительно заявила Маринка, презрительной усмешкой давая мне понять, что деньги – не аргумент. – Что ты на меня уставился? Я тебя, Смолин, уже изучила. Ты с ним ходишь только тогда, когда куда-то неблизко собираешься. Я журналист, подмечать мелочи и детали – это моя профессия. Говори, куда намылился? И только не ври, что к бабе на дачу на все выходные. Ты и в городе-то толком никому не нужен, а уж в сельской местности тем более. У тебя руки из жопы растут.
– Да пошла ты, – даже как-то обиделся я, на этот раз непритворно.
Чего это – «не нужен»? Чего это – «из жопы»?
Я насупился, повернулся к соседке спиной и потопал к выходу из двора.
– Смолин, не дури, – догнала меня она. – Я с тобой, но мне собраться надо.
– Да отвали ты от меня, – уже всерьез разозлился я. – Что, у меня своих дел быть не может?
– Могут, – согласилась Маринка. – И они до чертиков любопытны. Я пятой точкой чую, что ты влип в какое-то дерьмо, которое мне точно небезынтересно. Смолин, бери меня с собой, у тебя выхода нет.
– К родителям еду, – предпринял еще одну попытку выкрутиться я. – К маме с папой. Хоть у меня руки и из жопы растут, но лопатой я махать умею. Картошку мы будем сажать.
– Как тебя в банке держат? – вздохнула Маринка. – Ты же врать не умеешь, а там без этого никак. Ты профнепригоден. Ну, что? Городское ты чудо. Июнь на дворе, какую картошку сажать? Ладно. Последний раз спрашиваю – будешь говорить по-хорошему?
– Не понимаю, чего ты от меня хочешь, – упрямо буркнул я.
– Сам виноват, – обличительно сказала моя соседка и в голос заорала: – Не бросай меня, Сашка! Ну, не броса-а-а-а-а-а-а-ай!
Из ее глаз, секунду назад сухих, выкатились две слезинки размером с хорошую градину.
Она бухнулась на колени, обняла мои ноги и протяжно провыла:
– Что говорил? Что обещал-то мне ночами весенними, светлыми, что? А теперь все, получил что хотел? Добился своего и мстишь за то, что раньше отказывала! Не пущу! Ни-ку-да не пущу!!!
Дворники, супружеская чета откуда-то из Средней Азии, до того спокойно метущие двор и с интересом поглядывавшие на нас, теперь вовсе остановились и смотрели за происходящим как в кино.
Распахнулись сразу штук пять окон, и из них высунулись любопытные старушечьи лица.
– Да как же так-то, люди добрые? – надрывно сообщила зрителям Маринка. – Сманил, сманил же! Говорил, что ребеночка хочет, поверила, все отдала ему, что берегла. Честь свою девичью, душу, сердце…
Дворничиха потерла правый глаз, и со всего маха врезала супругу по щеке.
Бабки вроде как даже достали диктофоны.
– А-а-а-а-а-а! – подмигнув мне, звонко завопила Маринка. – Дите-то, оно же под сердцем уже бьется, кому я с ним нужна…
– Хрен с тобой, – поняв, что еще чуть-чуть, и мне надо будет подыскивать риелтора, чтобы срочно съехать из этого дома, произнес я. – Но сразу говорю – ничего интересного не будет. Я еду тупо в сельскую местность, туда и обратно. Все. Никаких спецслужб, никаких тайн и секретов. В смысле – чтобы потом не было: «Целый день с тобой потеряла». Знаю я тебя, меня потом во всем и обвинишь.
– Так и будет, – на полувздохе прекратила стоны и вопли Маринка, шустро поднялась на ноги, отряхнула колени и взяла меня под руку. – Пошли, мне надо собраться и кофе выпить.
– На электричку опоздаем, – скривился я. – Какой кофе?
– Какое кофе, – поправила меня соседка, и сообщила бабкам в окнах, жадно смотрящим на нас: – Все нормально, не переживайте. И налево не вильнет, и ребеночка признает.
Погладила, зараза такая, себя по животу, и с надрывом сказала:
– Спасибо вам, люди!
Самое поразительное в Маринке то, что она никогда не признает своей неправоты. Даже когда мы с вокзальной площади увидели хвост электрички, которая нам была нужна и на которую мы по ее милости опоздали, она с оптимизмом заявила:
