Но одно мне стало предельно ясно – это на самом деле очень, очень старая книга. Я бывал на выставках и видел те же вышеупомянутые рукописные книги десятого-пятнадцатого веков. То, что сейчас лежало передо мной, было откуда-то оттуда, из глубин времени. Достаточно было глянуть на страницы, на чернила, въевшиеся в них – и все становилось ясно.
А еще именно в этот момент я окончательно ощутил, что сила, живущая сейчас во мне, гостья из невероятно дремучего прошлого. И это прошлое запросто может меня сожрать, потому что ему все равно, какой год и век стоит на дворе. Она, эта сила, вне времени. Я просто ее носитель на какой-то, весьма незначительный для нее, срок. И хозяином ей я никогда не стану. Она будет служить, если мне удастся доказать, что я достоин этого. Но именно служить, а не подчиняться.
Забавно, но на секунду мне показалось, что это не мои собственные мысли. Мне будто кто-то начитал их, суровым и даже менторским тоном.
Я тряхнул головой. Занесло меня. Ладно, это все лирика. Что там дальше, в этой книге? Кстати – странно. Если я не ошибся в оценке возраста записей, и при этом каждый из тех, кто владел силой, оставлял свой след в данном рукописном диве, то больно она тонка. Тонка именно с точки зрения временного отрезка, так-то в ней страниц под восемьсот на глазок. Но все равно – даже если это, к примеру, не десятый, а двенадцатый-тринадцатый век, то записей по-любому должно быть немерено. И это еще если не учитывать толщину листов и их потрепанность.
Решив не мудрить, я открыл последнюю страницу книги. Пусто. Чистый лист, немного желтоватый, плотный, не такой замусоленный, как первый. И тот, что перед ним, такой же. Всего пустых страниц оказалось десять. Последняя же из заполненных оказалась вполне себе читабельной, даже с поправкой на немного неразборчивый почерк. Буквы современные и написанные самой обычной шариковой ручкой. Впрочем – с чего бы Захару Петровичу искать нелегких путей и писать гусиным пером? Или чем там орудовали в Древней Руси? А это именно он писал.
Я почесал затылок и отметил, что последняя запись датирована концом апреля этого года. Ну если все предыдущие писцы тоже отмечались здесь пару-тройку раз в год, то тогда объем книги вызывает меньше вопросов. Мне-то думалось, что это нечто вроде дневника, ну там: «Что я сделал за день».
Так что он там пишет?
«Вновь размышляя о нейтрализации эффекта, вызываемого ведьмовским зельем безумия, основанном на венец-траве и дурмане, я, кажется, нашел недостающие звенья в ранее опробованном сборе. Полагаю, что этот вариант будет максимально приближен к тому, что ранее изготавливали мои предшественники. Как, однако, тяжело работать с их заметками. Они ведь тогда нашли ответ на этот вопрос, вот только не все я смог понять, поскольку их записи – обрывки мыслей, заметки, чтобы не забыть, но не связные рецепты. Мне не хочется, чтобы тот, кто придет за мной, ломал голову над тем, что уже найдено, потому и записываю все свои изыскания по возможности подробно и понятно. Итак – к сбору, который был мной описан ранее, я добавил дождевую воду, собранную при первой майской грозе (0,35 л.), плоды бересклета большекрылого (4 шт.), яд черной гадюки (2,5 гр.) и корень ивы (45 гр.) и варил это все в медном котле на медленном огне три часа, каждый час читая над ним «Небо и землю». Цвет и запах получившегося эликсира порадовали, они близки к тому, что я планировал увидеть и тому, что отражено в заметках Прова, который, как и я, некогда избрал путь зельеварца. Как мне думается, дело в том, что данные компоненты не слишком близки друг к другу. Луг, лес и вода не враги, но и не друзья, именно этот парадокс и может оказать благотворное воздействие на того, кто глотнул вышеуказанного зелья безумия. При оказии нужно непременно этот эликсир проверить. Стефа большая мастерица по части безумия, к ней за зельем то и дело приезжают и из Москвы, и из Смоленска. Может, вызнаю, кому оно достанется?».
Бог ты мой, если это подробно и понятно, то что же в тех записях, о которых он упоминает?
Не знаю, кем я стану, но только точно не зельеварцем, меня от одного описания компонентов передергивает. Яд гадюки, корень ивы и какой-то бересклет. Бересклет. Я и слова-то такого не знаю.
А дождевая вода, собранная при первой майской грозе? Вообще дичь какая-то… Ну не то чтобы совсем уж дичь, но представить себя бегающим за каплями с кастрюлькой я не мог. Возможно, все иначе, возможно, Захар Петрович просто ведро ставил, когда дождь лил, но мне почему-то это привиделось именно так.
А у ведьм-то дело на широкую ногу поставлено. Торгуют, понимаешь, черной магией налево и направо – и в Москве, и в Смоленске. А может, даже и где подальше. В Конотопе там, или в Таганроге. И ведь, поди, без кассового аппарата все, с нарушениями действующего законодательства. Взять их, да и сдать налоговикам со всеми потрохами. Я с этими ребятами дело не раз имел, и точно знаю, что их ничего не испугает – ни отсутствие дороги, ни лесное капище, ни истинный облик этих теток. Их дело – штраф выписать. Ведьма ты, не ведьма – налоги все равно платить должен. Заплатил – и колдуй спокойно.
Ладно, шутки шутками, а что там дальше? Ага, до этого запись датирована мартом. Ну как я и полагал.
Полистав книгу, я дошел до того места, где почерк Захара Петровича обрывался и начинался другой, более беглый. Да и не ручкой писал его предшественник, а чем-то вроде химического карандаша, отчего не все буквы были понятны. Почитав его заметки, я понял, что на зелья и эликсиры он не слишком налегал, хотя тоже в них соображал неплохо. Зато ему был близок животный мир. Он общался с волками, совами и прочей живностью. Причем не только общался, но и обделывал с ними кое-какие делишки. Например, вороны таскали ему некие редкие травы, которыми он рассчитывался за что-то как бы вы думали с кем? Со «старой хрычовкой Дарьей». Надо же. Значит – можно с ними мирно сосуществовать все-таки? И Нифонтов про какой-то договор говорил.
Может, если сила приживется, и я с ними поладить смогу? Выражаясь словами все того же сотрудника отдела 15-К, заключу «вооруженный нейтралитет»? Зачем он мне – понятия не имею, но лучше это знать, чем не знать. Поди догадайся, что мне теперь понадобится в дальнейшем.
Интересно, за что такое он Дарье Семеновне платил? Не за то ли самое? Бррр… Отчаюга тогда был этот... Как его… Алексей. Просто Алексей. Кроме упоминания имени, я про владельца химического карандаша ничего не нашел. Да, если честно, не так он и много записей оставил. Куда меньше, чем его наследник.
Чем глубже я продвигался от конца книги к ее началу, тем желтее становились листы, химический карандаш сменила перьевая ручка, а через какое-то количество страниц и она пропала, уступив место простому перу. На самом деле это все меня крайне увлекло. Я практически не вчитывался в текст, так, выхватывал какие-то фразы. Куда интересней было смотреть на почерки тех, кто жил до меня. У кого-то он был убористый, быстрый, явно этот ведьмак все время куда-то спешил, иначе зачем столько сокращений и даже кляксы? А вот наоборот – буковка к буковке, с завиточками, текст как будто напечатан. Был этот Митрофан, Евстигнеев сын, как видно, аккуратистом и занудой. Вон, по полстраницы исписывал за один присест и все со словесными оборотами. «Тако же пробовал я приманить птицу, рекомую «витар», дабы обрести пять-семь ее перьев, кои потребны мне для ранее указанного дела. Но птица та, хоть и отозвалась на мой зов, но в руки так и не далась. Стрелять же ее я не стал, дабы не гневить лесного хозяина».