– А тебе это только и остается, Смолин, – злорадно сообщила мне Романова. – Отпуска летом тебе не видать, я уж позабочусь. Потому что нечего выпендриваться. Думай, с кем и о чем говоришь.
– Сингулярность, – негромко, но отчетливо произнес я.
Самое забавное, что я и впрямь сейчас был готов ее того… Этого самого. Чтобы ей потом тошно было хоть ненадолго, в аккурат до того момента, пока память не сотрется.
Романова икнула, глядя на меня. Ее зрачки, прямо как в кино, сначала сузились, а потом расшились, фокусируясь, как фотокамера в телефоне.
– Смолин, – грудным голосом, совершенно не похожим на ее обычный, проворковала она. – Сюда иди.
Вот в этот момент я и понял, какую неимоверную глупость я совершил. Эксперимент, эксперимент. А делать-то теперь чего? Не ставить же ее в самом деле враскорячку к стене? Шутить можно сколько угодно, а сделать это здесь и сейчас – даже не бред. Это по-другому называется. Кончились шутки, короче.
– Свет, ты чего? – спросил у нее я, сам не знаю, зачем. И так ведь понятно «чего».
Романова с силой дернула ворот своей синей блузки, пуговицы застучали по полу, и я увидел вполне себе симпатичный кружевной бюстгальтер фиолетового цвета.
– Сюда иди, – потребовала она и рывком поднялась со стула.
Лицо ее покраснело, она тяжело дышала, на лбу выступила испарина.
– Эк тебя забирает, – пробормотал я, отступая к двери.
Она сделала два шага и приперла меня к холодильнику. Ее холодная ладонь легла на мою щеку.
– Саша, – выдохнула она, обдав меня пряным соусным запахом. – Я давно этого хотела.
Мне в голову пришел нелепейший вопрос – хотела именно со мной или хотела вообще? В случае с Романовой второй ответ более правдоподобен.
Ее вторая рука уже дергала мой ремень, выдавая ее не слишком близкое знакомство с данной деталью мужского гардероба. Эдак она его никогда не расстегнет.
Впрочем – мне это и ни к чему.
– Вынужден тебя расстроить, – я понял, что пришло время линять. – Наши желания не совпадают.
Ее этот аргумент совершенно не смутил, она только сильнее наперла на меня, так, что ручка холодильника начала причинять спине серьёзный дискомфорт.
– Ты просто не понимаешь, – просопела она мне в лицо, оставила в покое ремень штанов и уцепилась за галстук. – Нам будет хорошо. Очень хорошо.
– Не уверен, – уже всерьез забеспокоился я, оттолкнул ее, попутно отметив, что грудь у нее, конечно, достойная, и выскочил из столовой.
– Стоять! – в голос взвизгнула она, и я осознал, что она последует за мной, добиваясь своего. Рванет в любую точку банка, включая кабинет предправа, не обращая внимания ни на реакцию окружающих, ни на свой внешний вид. У нее мозги отключились полностью, остались одни инстинкты. Точнее – один инстинкт. Основной, так сказать.
Блин, что же я натворил-то? Какой черт меня под руку толкнул? Теперь и у меня проблем будет выше крыши, у и Романовой. По моей, кстати, милости. Нехорошо получилось.
Лучше бы зелье убеждения сварил. И убедил бы Романову в том, что я молодец.
Выход был только один, и я незамедлительно воспользовался им. Воспользовался и закрылся, щелкнув замком. Все-таки хорошо, что в «цоколе» места так мало и все рядом. В том числе столовая и туалет.
– Саш-ша! – шумно выдохнула за дверью Романова. – Саш-ша, ты куда? Мы созданы друг для друга, Саша. Мне это нужно здесь и сейчас. Открой!
И она бахнула рукой по двери.
Интересно, какой временной промежуток Митрий вложил в слово «быстрое»? Как скоро ее отпустит? Через десять минут? Через двадцать?
А что если пограничным условием является именно тот факт, что девушку непременно надо… Э-э-э-э-э… Ублажить? Что если без этого действие зелья не прекратится?
Может, не мудрить, запустить ее сюда и того самого? Здесь камер точно нет.
– Саша, – судя по звуку, она ударилась о дверь всем телом. – Выходи, скотина! Я хочу! Я так хочу! Бл…ь, открой эту долбаную дверь!
Удар за ударом обрушивались на ненадежную преграду, которая отделяла меня от осатаневшей Романовой.
Нет, хреновая это идея открыть дверь. Вон как ее разобрало. Она мне в порыве страсти, похоже, шею свернуть сможет.
На бумаге все это выглядело незамысловато, а теперь, слыша, что стало с пусть и стервозной, но всегда адекватной Светкой, я начал понимать, что именно заключено в этих зельях, какая мощь и какая сила. И еще то, что если ими пользоваться бездумно, то есть хороший шанс на то, что эта сила повернется против тебя.
Удар! Еще удар! Слов я не слышал, из груди Романовой вырывались сип и свист. И что-то вроде рычания.
Я ощущал себя Шараповым из «Места встречи», в момент, когда горбун скребется под дверью и обещает его зубами загрызть. Кстати – не дам гарантию, что у Романовой нет того же в мыслях.
– Свет, ты чего? – послышался голос Вовки Южакова из казначейства, которого по какой-то надобности занесло на цокольный этаж. В нем в равной степени сочетались веселье и обеспокоенность.
Его можно понять. Сами посудите – на его глазах полуголая Романова из отдела по работе с персоналом, тряся грудями, ломится в туалет. Такое ведь не каждый день увидишь, и о подобном потом еще долго можно на неформальных товарищеских пьянках рассказывать. Но при этом явно что-то нездоровое в этом есть. Как я уже говорил, нервные срывы в нашем деле штука обычная, потому что профессия у нас такая, специфическая, на деньгах же сидим, да еще и на чужих. До дурки никто не доходил, но «психа» люди через одного время от времени дают.
Светка ответила ему длинной нецензурной тирадой и начала долбить в дверь каблуками туфель.
Сквозь град ударов, отдающихся в голове, я услышал щелканье удаляющихся штиблетных подошв. Судя по всему, Вовка сообразил, что дело плохо, и рванул за помощью. Хотя и непонятно пока, за какой именно. Но мне любая сгодится.
Я угадал. Через пару минут у двери, которая начала потрескивать и пошатываться (Светка опять начала биться в нее всем телом), послышались шаги.
– Светлана, что происходит? – это была Чиненкова. Разумно, кого еще сюда вести? Это и проблема по ее профилю, и ее же заместительница.
Вот только лучше бы она этого не делала, поскольку Романова, снова исключительно в нецензурных выражениях, объяснила ей, что именно происходит, кто сидит в туалете и что она сделает со мной, когда проникнет внутрь кабинки.
– Ты в своем уме? – явно опешив, поинтересовалась у нее Чиненкова.
– На зрачки ее посмотри, – посоветовала ей Немирова, которая, оказывается, тоже пришла вниз. – Это наркотики. Не тяжелые, не пугайся. Скорее всего, какой-то возбудитель, я про подобное слышала, когда еще на госслужбе была.
– И что делать? – впервые за все время работы в этом банке, я услышал в голосе стальной Чиненковой растерянность.
